Онлайн книга «Удушье»
Думать о сгнившей кошачьей жратве, воспалённых язвах и просроченных органах для пересадки. Вот так прекрасно она выглядит. Прошу её прощения, но мне по-прежнему надо разыскать немного пудинга. Она спрашивает: — Это потому, что у тебя есть девушка? В этом вся причина? Причина того, что у нас не вышло секса в часовне пару дней назад. Причина того, что даже при всей её наготе и готовности — я не смог. Причина того, почему я смылся. На предмет полного списка моих девушек обратитесь, пожалуйста, к материалам по моему четвёртому шагу. См. также: Нико. См. также: Лиза. См. также: Таня. Доктор Маршалл выгибает мне навстречу свои бёдра и спрашивает: — Ты знаешь, как умирает большинство пациентов вроде твоей матери? От голода. Забывают, как глотать, и непроизвольно вдыхают лёгкими еду и питьё. Их лёгкие забиваются гниющей массой и жидкостью, начинается воспаление, и они умирают. Говорю — «Знаю». Говорю — могут быть вещи и похуже того, чем взять и позволить умереть кому-то старому. — Она не просто кто-то старый, — возражает Пэйж Маршалл. — Она твоя мать. И ей уже почти семьдесят лет. — Ей шестьдесят два, — отвечает Пэйж. — И раз есть что-то, что можно сделать, чтобы спасти её, а ты не сделаешь, то получится убийство по небрежности. — Другими словами, — спрашиваю. — Я должен сделать тебя? — Слышала про твои достижения от кое-кого из медсестёр, — отвечает Пэйж Маршалл. — Мне известно, что у тебя нет предубеждений против рекреативного секса. Или же дело во мне? Я что — не твой тип? Это так? Мы оба затихаем. Мимо проходит дипломированная помощница медсестры, толкая тележку с узлами простыней и сырых полотенец. У неё обувь на резиновой подошве, а у тележки резиновые колёсики. Пол покрывает древний пробковый паркет, отполированный пешеходным потоком до тёмных тонов, поэтому она проходит беззвучно, оставляя за собой только слабенький шлейф запаха мочи. — Пойми меня правильно, — говорю. — Я хочу тебя оттрахать. Я очень хочу тебя оттрахать. Вдали по коридору помощница медсестры останавливается и оглядывается на нас. Зовёт: — Эй, Ромео, дал бы ты бедной доктору Маршалл передохнуть. Пэйж отзывается: — Всё хорошо, мисс Паркс. Это наше с мистером Манчини дело. Мы оба наблюдаем, как она ухмыляется и толкает тележку дальше, скрываясь за углом. Её зовут Ирэн, Ирэн Паркс, — и, ладно, допустим, мы с ней занимались кое-чем в её машине год назад, примерно в это же время. См. также: Кэрен из Ар-Эн. См. также: Женин из Си-Эн-Эй. В те разы мне казалось, что каждая из них должна быть кем-то особенным, но без одежды они оказывались как все на свете. Теперь её задница так же заманчива, как точилка для карандашей. Объясняю Пэйж Маршалл: — Тут-то ты как раз ошибаешься, — говорю. — Я так сильно хочу тебя оттрахать, что аж накрывает, — говорю. — И, нет, я не желаю никому смерти, но и не хочу, чтобы мама снова стала такой, как была когда-то. Пэйж Маршалл вздыхает. Стягивает рот в тугой узелок и молча на меня таращится. Прижимает свою планшетку к груди, сложив руки крест-накрест. — Значит, — говорит она. — Дело тут совсем не в сексе. Ты просто не хочешь, чтобы твоя мать выздоровела. Ты просто не умеешь ладить с сильными женщинами, и считаешь, что если она умрёт, то твои связанные с ней заботы тоже. Мама кричит из своей комнаты: — Морти, за что я тебе плачу? Пэйж Маршалл продолжает: — Можешь врать моим пациентам и разрешать их жизненные конфликты, но не ври сам себе, — потом прибавляет. — И не ври мне. Пэйж Маршалл говорит: — Ты скорее захочешь увидеть её мёртвой, чем выздоровевшей. А я отвечаю: — Да. То есть, нет. То есть, не знаю. Всю свою жизнь я пробыл не столько ребёнком своей матери, сколько её заложником. Объектом её общественных и политических экспериментов. Её личной лабораторной крысой. А теперь она моя, — и ей не сбежать посредством смерти или выздоровления. Просто мне нужен хоть один человек, которого можно спасать. Мне нужен один человек, который во мне нуждается. Который жить без меня не может. Я хочу быть героем, но не однократно. Пускай даже это значит держать её в беспомощности — я хочу быть чьим-то постоянным спасителем. — Понимаю-понимаю-понимаю, это звучит ужасно, — Но, даже не знаю… Я считаю вот что. Теперь мне придётся рассказать Пэйж Маршалл, что считаю на самом деле. Я хочу сказать — просто надоело всё время быть неправым только потому, что я парень. Я хочу сказать — сколько можно выслушивать от всех, что ты жестокий, предвзятый враг, пока не сдашься и не станешь таковым. Я хочу сказать, козлом-женоненавистником не рождаются, им становятся, — и всё больше из них становятся такими благодаря женщинам. Спустя какое-то время берёшь и складываешь лапки, и принимаешь факт, что ты женофоб; нетерпимый, бесчувственный, кретинский кретин. Женщины правы. Ты неправ. Привыкаешь к мысли. Сживаешься с тем, что от тебя ожидают. Даже если ботинок мал, подожмёшься под размер. Я хочу сказать, — в мире, где нет Бога, разве матери — не новый бог? Последняя сокровенная недостижимая инстанция. Разве материнство не осталось последним настоящим волшебным чудом? Но чудом, невозможным для мужчин. И пускай мужчины заявляют, что сами рады не рожать, — всякая там боль и кровь, — но на самом деле, всё это тот же самый кислый виноград. Сто пудов, мужчины неспособны сделать ничего даже близко потрясающего. Выигрыш в физической силе, абстрактное мышление, фаллосы — все мужские преимущества кажутся уж больно условными. Фаллосом даже гвоздь не забьёшь. Женщины же сразу рождаются с куда большими потенциальными способностями. Только в тот день, когда мужчина сможет родить, — только тогда мы сможем начать разговор о равных правах. Пэйж я это всё не рассказываю. Взамен говорю, что мне просто хочется быть ангелом-хранителем хотя бы для одного человека. «Месть» — неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум. — Тогда спаси её, оттрахав меня, — советует доктор Маршалл. — Но мне не нужно вообще полностью её спасать, — говорю. — Я до ужаса боюсь её потерять, но если иначе — то могу потерять себя. В кармане моей куртки по-прежнему лежит мамин красный дневник. По-прежнему нужно разыскать шоколадный пудинг. — Ты не хочешь, чтобы она умерла, — подытоживает Пэйж. — И тебе не нужно, чтобы она выздоровела. Так что же тебе нужно? |