Книга Невеста против, страница 54 – Лика Вансловович

Она посмела оскорбить меня — вот так спокойно и нагло, словно вынося мне приговор, даже явно вознамерилась отвернуться от меня и уйти. А я по-прежнему не мог понять, о какой такой встрече в прошлом говорит эта особа. Кажется, я уже и не помню того времени, когда считал себя благородным.

— Это было очень грубо с вашей стороны, — сдерживая раздражение, произношу я, тоже поднимаясь с кресла.

На нее, как и на большинство людей вокруг, мой рост и массивность тела действуют подавляюще, она не смеет отвернуться от меня и сверлит взглядом.

— Это было честно! — отвечает.

Потом вдруг жмурится, потирает висок правой рукой и смотрит на меня неожиданно другим, еще более глубоким взглядом.

— Я понимаю свое положение и не питаю лишних иллюзий, понимаю, что вы моя единственная надежда и готова закрыть глаза на все ваши оскорбительные и обвинительные речи. Просто скажите, чего вы хотите? Как вы знаете, я богата и умею быть щедрой, если речь идет и дорогих и близких мне людях. Я готова заплатить столько, сколько скажите, если это поможет Эрику избежать наказания! — и снова странная пугающая решимость в глазах.

Сказанное поражает меня. Я не понимаю мотивов: это непохоже на каприз глупой девчонки, пожелавшейспасти любимую игрушку, и уж тем более никак не может быть связано с Крайновым, который так нагло целовал эти губы совсем недавно.

— Значит, Эрик стал для вас близким человеком?

— Он мой друг! — предельно четко и веско произносит графиня.

— Такой же друг, как и граф Крайнов? — нагло уточняю я.

— Вы злитесь и не доверяете мне именно поэтому? Между мной и графом ничего нет и быть не может, однако я не собираюсь оправдываться перед вами, вы можете думать обо мне все, что вам заблагорассудится!

Я с досадой осознаю, что начинаю ей верить, есть в этом крохотном существе какая-то скрытая сила поражать сердце и внушать доверие. Опускаю взгляд и неожиданно смотрю на крохотную бальную книжку, что сжимает в левой руке графиня.

— Вы совсем недавно пришли, но уже успели найти новых кавалеров для сегодняшнего вечера? Признаться, я удивлен!

Графиня в недоумении проследила за моим взглядом.

— Она не моя, просто не успела избавиться от нее, — как-то растерянно и невнятно произносит она, хмурясь.

— Позволите полюбопытствовать? — улыбаюсь и, не церемонясь, разжимаю тонкие пальчики.

Кажется, я опять грубо нарушил этикет, но меня это не заботит, я позволял себе и куда более грубые вольности.

Книжка оказывается пуста, кроме, разумеется, одного имени, вписанного в книжку аккуратным почерком. «Крайнов» — чертов граф снова возникает перед мысленным взором и ухмыляется надо мной!

— Кажется, я готов помочь вам, графиня, — одаривая девушку опасной, хищной улыбкой, произношу вслух.

— Я не прошу вас помочь МНЕ, я прошу вас спасти родного племянника, — она тут же поправляет меня.

— И все же, я сделаю это не ради него! Ваши деньги мне ни к чему, но я сделаю вам одолжение в обмен на одну услугу, которую вы мне окажете, если, конечно, судьба этого наивного простака действительно вам небезразлична! — с вызовом смотрю на графиню. Тьма заполняет мою душу, расправляет крылья, готовится поглотить новую жертву.

Она молчит, предчувствуя опасность.

— Вы уверены, что готовы на все ради него? — испытываю почти непреодолимое желание схватить девчонку и попробовать ее страх на вкус. Хочу коснуться нежной кожи, вырвать испуганный вздох из ее легких, сжать в руках, не позволяя высвободиться и убежать.

— Говорите, — сдавленно произносит девушка.

— Я попрошу у вас самую малость, графиня: всего одну ночь, проведенную в моей постели, и вы получите желаемое! — я сохраняю внешнее хладнокровие и держу руки при себе.

Откуда же взялась эта слепая жажда присвоить себе чужую женщину? Эгоизм? Соперничество? Глупое ребячество! И все же я твердо осознаю опаляющее желание обладать этой маленькой гордой девушкой, подавлять ее, усмирять и … укрощать.

— Как вы можете, — растерянно произносит графиня. — А ваша супруга? Ведь вы женатый человек, а это измена, предательство! — с упреком произносит девушка.

Я готов рассмеяться ей в лицо, но сдерживаюсь, скрещиваю руки на груди и торжественно заявляю:

— Увы, но нас с вами постигло одно и то же несчастье, графиня! Я вдовец и лично мне никого предавать не придется!

Она нервно закусывает губу, заставляет себя поднять подбородок еще выше, буря в глазах так и норовит хлынуть через край, но девушка лишь едва заметно качает головой в отрицательном жесте и отступает к выходу, желая покинуть кабинет и спасти уже не моего племянника, а хотя бы себя любимую.

Не думал, что это настолько ее ранит! Крайнов так хорош, что я вызываю только ужас и неприязнь? Спокойно возвращаю ей бальную книжку, игнорируя мертвый, безучастный взгляд карих глаз. Мне нравится касаться ее, нравится вызывать в ней страх и в то же время… ее страх где-то глубоко внутри царапает меня, вызывает отторжение, словно там внутри еще не все умерло, словно во мне еще осталось что-то, способное чувствовать и сопереживать… Вздор!

— Не спешите с ответом, я позволю вам подумать, графиня! Но недолго! Пятый тур вальса — вы отдадите свое предпочтение другому кавалеру: выберите меня, вместо вашего горячо обожаемого графа! — я вежливо и учтиво улыбаюсь, она же кажется бездушной тряпичной куклой.

Графиня медленно разворачивается и уходит, не произнеся больше ни слова, дурацкая бальная книжка падает на пол, но она этого вовсе не замечает, исчезая в дверном проеме.

«Олли, дорогой, ты снова ранишь меня, причиняешь мне невыносимую боль, лучше бы ты ударил меня, чем это! Я не вынесу твоей ревности, она душит меня! Почему ты не видишь, что разрушаешь все светлое, что есть между нами!? Я не смогу так жить, слышишь?» — нежный, надломленный голос Амалии раздается в моей голове.

В каждом слове столько боли и разочарования, что грозный герцог Богарне больше не в силах это терпеть. Он, этот бесхребетный дурак, опускается на колени и целует ее руки, клянется верить ей одной и никому больше! И все ради их счастья, ради ее любви, ради теплого взгляда, которым она тут же одаривает его. Он поцелуями иссушает слезинки на ее щеках, он готов положить целый мир к ее ногам. Она же так доверчиво прижимается к его груди, вслушивается, считая удары сердца, шепчет ласковые слова и улыбается…так тонко и осторожно препарируя его душу, подчиняя и порабощая…лишая его слуха, зрения и обоняния, превращая в жалкого безобидного калеку, шута в глазах окружающих…

Я не замечаю, в какой момент в моей руке снова оказывается бокал вина, не ощущаю его вкуса. Тонкий хрусталь рассыпается в сжатой ладони и впивается в кожу, а мне всего лишь хочется снова почувствовать чужую боль и унижение — это успокаивает меня и позволяет жить дальше!

«Словно тебя никогда не существовало, Амалия! Ты больше не сможешь отравлять мой мир своим ядом, теперь это только моя прерогатива!»