
Онлайн книга «Кричи громче»
Сейчас же, находясь в полном сознании, снова и снова прокручиваю всё, что мы делали. Сладкие стоны и откровенности святоши, выкрики и прочие звуки удовольствия… Те ощущения, которые сам испытывал, когда был внутри ее тела. Дверь ванной хлопает, и я, меняя положение, дергаю с тумбочки приставку. Расслабленно откидываюсь на подушку и делаю вид, что крайне увлечен своим занятием, в то время как прога еще только грузится. Маруся тоже хорошо играет. – О, Ярик, привет, – произносит таким тоном, словно испытывает удивление при виде меня. Будто кроме нас двоих в этой чертовой клетке может нарисоваться кто-то другой! Или я в любой момент могу выйти и вернуться. Нежданчик, бл*дь. – Привет. Встречаясь взглядами, намеренно задерживаю контакт. Святоша краснеет, а я ощущаю хоть какое-то удовлетворение. И… возбуждение. Не могу я смотреть на нее равнодушно. Сам понимаю, что глазами все свои эмоции выдаю. Она моя. Теперь она моя. – Чем занимаешься? – пытается звучать легко, однако голос вибрирует от волнения, а под конец и вовсе срывается. Будто сама не видит. – Играю. Машка с какой-то непривычной осторожностью пристраивается рядом на кровать, и мои мысли окончательно в кашу сбиваются. Ей до сих пор больно? Или неловко находиться рядом? Спросить? Можно? Это ведь только вопрос, не близость. Никаких границ я не нарушу. Раньше ведь спрашивал, когда у нее что-то болело. Вот именно «что-то»… Не там. И не после меня. Чёрт… У меня встает член. Святоша еще, будто специально, заглядывая в экран «игровухи», прижимает к моему плечу голову. Вашу мать… Мы оба полностью одеты. Но, бл*дь, ее близость и ее запах в один щелчок доводят меня до точки кипения. Член внушительно и красноречиво натягивает штаны. Я стояк игнорирую, а вот Машка смотрит туда, замечаю. Потом слышу бурный вдох. И ее щеки заливает всеми оттенками красного. Сейчас она начнет выдавать какой-то невинный вздор. Секунда, две… Вдох, выдох – громкие звуки и судорожное движение грудной клетки. Прямая трансляция. – Помнишь… – отчаянно пытается задать нейтральную тему разговору. – Помню? Знаю, я козел, но не могу на ее потуги не ухмыльнуться. – Помнишь, как мы в одиннадцатом классе сбежали с истории и поехали на море? – выпаливает скороговоркой, ухватившись, очевидно, за первое, что в голову прилетело. – Событие, ух! – губы трубочкой выпячиваю. После выдоха еще и присвистываю. – Почему бы не вспомнить об этом сейчас?! – Ярик! Уворачиваюсь от тычка раздосадованной святоши. Сажусь и перемещаюсь, подпирая спиной стену. Увеличиваю расстояние, а она упорно за мной движется. Присаживается рядом, плечами соприкасаемся. Ладно, не лежим в обнимку – уже легче. Пойду ей навстречу, конечно. Когда я этого не делал? – Помню, сколько пришлось уламывать, чтобы ты пропустила этот несчастный урок. А потом столько же сил приложил, чтобы убедить раздеться до нижнего белья. Оно было белым и, намокнув, стало прилично просвечиваться. У Маруси началась истерика, хотя людей на пляже практически не было. Стояла жуткая дубарина, сезон еще не открылся. Я отдал ей свою рубашку и обнял. Прижал мокрое дрожащее тело, чувствуя ее всю, как никогда откровенно. Отличное воспоминание. Разряд прямо в темечко. – Так Раиса Николаевна позвонила папе и нажаловалась. – Это проблема? Ни хрена не проблема, – размахивая руками, спокойно отметаю эту чепуху. – Сама знаешь, сколько раз моим звонили. Это ее работа. Тупо работа, ей похрен, где ты находишься. Она донесла информацию до предков, считай, долг выполнила. А тебя даже не наказали. – Нет, – подхватывает Машка. – Но, знаешь, как мне было стыдно. – За что? – ржу в голосину. – Ярик, дурак! – восклицает больше по инерции. Не злится, так что бы очень. – За то, что прогуляла, обманула доверие… – Ты сейчас серьезно? – Знаешь, что серьезно! – Чем забита твоя голова, Манюня? Такой хрени из-за одного прогула накручиваешь. А я тебе так скажу: пусть лучше будет стыдно за то, что сделал, чем за то, что не сделал. – Это неправильная формулировка! Ярик! Ну, Ярик… – визжит, когда опрокидываю ее на спину и начинаю щекотать. – Ты все переврал, балбес! О том, что не сделал, можно жалеть. Никак не стыдиться. – А вот и ошибаешься, святоша. Слушай меня. Знаю, что говорю. Слушай… Приближаюсь очень близко к ее лицу и замираю. – Слушаю… – Умница. Смотрю на ее губы. Не могу не смотреть. Жадно разглядываю, на ходу прокручивая воспоминания. Накладываю ощущения на картинку. Бл*дь… Твою мать же ж… – Мне нужно в туалет, – пищит и мягко в грудь меня ладонями толкает. Отстраняюсь, даю возможность сползти с кровати. Еще и придерживаю, чтобы в спешке не свалилась. Прикрываю глаза, пока к двери идет. Зубы сжимаю. Усиленно дышу, на максимальных. А потом изнутри торкает. На ноги подрываюсь и нагоняю ее. – Оп-оп-оп, стой, святоша… – типа уверенно и нагло. Да нет во мне этой решительности. Нет. – Что? В плечи Машкины вцепляюсь и, глядя в лицо, прямо-таки деликатно подбираю следующие слова. В коридоре освещение тусклее, но всё же не наш мрак. Напоминаю себе, что нельзя. Договор и сопутствующие правила тоже суммирую. – Тихо, Маруся… Нечего так выкатывать глаза. Только спросить хочу. – Спрашивай, – так же нерешительно, с осторожностью и откровенными сомнениями. Не зря. – Болит еще? С ее лица махом все краски сходят. Она приоткрывает губы, глотает воздух, издает какие-то звуки, но это не слова. Чёрт, не хватало только, чтобы в обморок грохнулась… – Ничего у меня не болит, – выдает на одной, крайне возмущенной волне. – Точно? – Точно! – Значит, ночью, когда выключиться свет и начнется мой день… – Ничего не будет! Вновь пятнами покрывается, то ли негодуя, то ли все же смущаясь. – Как скажешь, – грубо бросаю в ответ. Разжимаю ладони. Но не сразу отпускаю. Еще какое-то время шумно дышим друг другу в лицо. Потом, поджимая губы, глубоко вдыхаю и разворачиваюсь. |