Онлайн книга «Кричи громче»
|
– Мы справимся. – Да. Наш шепот заглушает взрыв музыки. Даже я, бл*дь, в курсе, что это «Времена года [10]», только в какой-то долбаной современной рок-обработке. Разрывает пространство с такой громкостью, от которой рефлекторно хочется закрыть уши ладонями. Но мы с Титовой терпим. Тупо, мать вашу, терпим. Ее руки не отрываются от меня, и я не двигаюсь. – Что теперь будем делать? – вопрошает Манюня, как только с резким обрывом прерывается последняя нота. – Нам нужно поесть и согреться. – Да. Двигаемся в кухню, совершенно очевидно, что обоюдно гадая, как собираемся впихнуть в себя хоть что-то. – Чтобы получилось, нужно отключить мозги. Просто положи в рот и прожуй, – раздаю советы, когда у самого все по-прежнему тряской идет. – Хорошо. Съедаем немного в действительности. Самый минимум, чтобы восполнить физические силы. Не приходит аппетит во время трапезы, как ни надеемся. Каждый звук, каждый шорох баламутит слабо оседающую тревожность. Постоянно находиться в напряжении чревато, но эти всплески настолько разгоняют сердце, что невольно сравниваешь риски. Что вероятнее: сдохнуть от нервного передоза или от банального приступа? – В «кинозал»? Или в спальню? Машка с ответом не спешит. И с выбором удивляет. Предложил без каких-либо рассудительных помыслов то и другое. Однако был уверен, что выберет спальню. Ибо в «кинозале» делать нам больше нечего. Но она тянет меня именно туда. Садимся на диван и натягиваем на колени одеяло. – Убогий или идиотский? – с первого вопроса понимаю, что Титоша, повышая голос, заводит игру, которую мы использовали в детстве, чтобы запутать и позлить одноклассников и прочих другов. – Убогий. – Холодный или горячий? – Холодный. – Объективный или реальный? – Объективный. – Дикий или агрессивный? – Дикий. – Идеальный или едкий? – Идеальный. – Молочный или… молочный? Последний вопрос всегда был самым раздражающим, и нам на нем неизменно хотелось смеяться. Сейчас не получается. Ни у меня, ни у Маруси. Сглатываю и просто заканчиваю: – Молочный. В реале особого смысла в этом нет. Элементарно складываем по начальным буквам: уходим или играем? Никакой великой тайны. Просто это только между нами. Машка всегда подбирала новые и новые прилагательные, но результативные варианты оставались постоянными. Уходим или играем дальше? Сколько лет прошло, мы повзрослели, но так никому и не открыли секрет этой чухни, хотя, смехотворное дело, допытывались многие. – Принято, Яр. Черным по белому. Не знаю, срабатывает эта хрень, или тупо совпадение… Ридер ведь тоже не в курсах. Его всегда, равно как и всех остальных, бесило, когда мы с Титошей это проворачивали и свинчивали. Вот и сейчас, чертов мудак ведется и сходу врубает громкоговоритель. – Сейчас я открою дверь, – раздается над нами механический голос. И… это, черт возьми, не дерганый фальцет Ридера. Во мне все на голых инстинктах обмирает еще до того, как слышу следующее: – Выйти сможет только один. Выбирайте. Глава 45
Мария Захлебываясь беззвучными рыданиями, чиркаю спичку за спичкой. Вопреки заверениям Ярика и собственным знаниям, пытаюсь поджечь брошенную в эмалированный таз одежду. Серный кончик воспламеняется и моментально гаснет. Не удается даже донести до ткани. Пора бы остановиться… У меня всего один коробок, а зажигалку в темноте не отыскать. Стоп. Не будь глупой. Прекращай. Не могу. Мне страшно. И это все, на чем я могу сконцентрироваться. Громко плакать нельзя, напоминаю себе об этом. Напоминаю и обращаюсь в слух. Но ничего вокруг меня не происходит. Вакуумная тишина. Слышу лишь совокупность собственного судорожного дыхания и безумного сердцебиения. Очередная спичка гаснет, даже не опалив до конца головку. Я должна прекратить их жечь. Я должна, иначе останусь без источника света. Хоть толку от них никакого, все же какое-то призрачное успокоение в этом есть. Последние минуты такие ужасные. Худшие в моей жизни. Сколько же их убежало? Не могу оценить даже примерно. Страх лишает рассудка. На пике паники в определенный момент даже инстинкт выживания подводит. Просто хочу, чтобы все это закончилось, как можно скорее. Все вокруг говорят о войне, готовятся к обороне. А она происходит здесь и сейчас. В этом адовом месте! И направлена она против меня. Ярик не соглашался уходить в одиночку. Я настояла. Потому что выйти вдвоем нам не позволили, а оставаться дальше в бункере, без электричества, тепла, полноценной вентиляции и под воздействием непрерывного психологического давления – равно безнадежному растягиванию агонии. «Если выйдете вдвоем, расстреляю обоих…» Пытаясь выровнять надсадное дыхание, трусь спиной о ледяную стену. Не могу понять, холодно мне или жарко. Колотит изнутри и снаружи. – Иди, Ярик. Иди, пожалуйста. Я ведь его с кровью отрываю. Но выхода нет. Так надо. Ему тоже сложно. Он так выдыхает… В памяти пожизненно осядет странный, несвойственный моему стальному Градскому звук – пропитанный яростью, болью и отчаянием. – Я вернусь за тобой, – шепчет, с силой прижимая к себе. – Даже если мне придется его убить, вернусь. Слышишь, святоша? – Знаю, знаю… Ярик, Ярик… – очень стараюсь не позволить себе сорваться на слезы. Иначе он не уйдет. А я должна его отпустить. Обязана показать, что силы есть. Смогу. Выдержу. Я тоже смелая. – Я – Маруся Титова, помнишь? Титова! – Да. Моя. Титова, но моя. С горьковатым волнением смеюсь над тем, как Яр всю нашу жизнь, несмотря на мою принадлежность к другой семье, упорно себе меня присваивает. Я его тоже. И это навсегда. Нас не разделить. Протяжный одобрительный звуковой сигнал, множественные щелчки замков, шипящее вытеснения сжатого воздуха. Без освещения понимаем, что дверь открылась. Вздрагиваем и будто по команде усиливаем объятия. Сладки и мучительны наши последние мгновения вместе. |