Книга Яма, страница 79 – Елена Тодорова

Погружаясь в короткие раздумья, Михаил неосознанно свел брови и пожал губы.

— Да вроде нет…

— Я тоже.

— А в чем проблема, собственно?

— Женат он на моей… — придать Доминике Кузнецовой какой-либо статус перед кем-то другим не сразу получилось. — Саврань женат на моей женщине. To есть, мы с ней — до него. Я не знал. Назад ее теперь надо, — все свои слова сопровождал жестикуляцией. Закончив, тяжело выдохнул, понимая, что перспективы вырисовываются не самые радужные. — Мадам, блин… — растянул старое прозвище Ники убитым хриплым голосом, словно ее вина в том, что они тогда расстались.

Понимал, что не прав. Если бы кто-то напрямую спросил, так бы и сказал, что виноват только он. Но в такие минуту, как эта, когда в груди все скручивало от абсолютно несуразной и неоправданной обиды, что не ждала со свадьбой до того угла, за которым сама обещала с ним встретиться, позволял себе злиться.

— А-а, — протянул Руденко совсем растерянно, явно не в силах сложить весь каламбур в одно целое. — Помню, приходила к нему в больницу какая-то светловолосая, маленькая… Пару раз встречал.

В дверь постучали, а Градский даже моргнуть не сразу смог.

— Войдите, — рявкнул, захлопывая крышку ноутбука.

Дверь дернулась, и в проеме показалась приметная во всех смыслах, но больше все-таки вширь, фигура начальника отделения. Ничто не обязывало Головко стучать, перед тем как войти, но он, выражаясь его же словами, бдил правовую дисциплину. С порога покрываясь разноцветными пятнами, полковник недобро глянул на подчиненных.

— А чего это мы тут так глотку рвем, Градский? Разве подобным тоном приглашают войти?!

— Вам показалось, товарищ подполковник. Сквозняк.

— Мне показалось? — коротко хохотнул тот, используя в гневе свойственный его характеру сарказм. — Значит, от сквозняка твой бас высоту набирает и быстрее к двери долетает?

— Так точно, товарищ подполковник.

Головко сердито махнул рукой. Прошел к окну, как делал всегда, когда собирался толкнуть речь для подчиненных. Заложил руки за спину, слабым захватом сцепил кисти.

— На следующей неделе к нам в отделение приезжают два "погона" из Киева. Наблюдать, проверять, курировать поправки в работе, если потребуется… Смотрите мне, чтобы все было идеально! Никаких опозданий, Руденко! Никакого мата, Градский! И, уж конечно, никаких подружек, — совершенно без надобности припомнил, как в самом начале службы Сергея застал его в кабинете с полуголой девицей.

Один-единственный раз случилось. Девушка проходила по какому-то делу свидетелем. Все уже закончилось, когда она вдруг снова приперлась, выждала, чтобы наедине с Градским остаться, и стянула с себя майку. Он-то здесь каким боком виноват? Он, может, и смотрел на нее каким-то неподобающим образом, но уж точно не просил раздеваться.

— А где Перекатов? — недовольно оглянулся Головко.

— Так обед, товарищ подполковник. Он в кафе вышел, — негромко пояснил Руденко.

— И что? У вас завал по всем фронтам! Можно же и на рабочем месте перекусить, а не по каф-э-э шастать, — передернул крупными плечами. — Мажор, а ты уже пожрал?

Сергей лишь кивнул, теряя к начальству всякий интерес. Повернув запястье, поправил массивный браслет часов.

Стрелки указывали, что через четыре часа и пару десятков минут он, наконец, встретится с Доминикой. Мысли об этом сводили с ума, начиная с половины пятого утра. Едва открыл глаза, понял, что больше уже не уснет. Мерил квартиру шагами, пил кофе, хотя ни в каких дополнительных допингах, на самом деле, не нуждался, и… думал, думал, думал…

— Градский пожрал, — со смехом поддакнул Миша. — Он, как пылесос, все смел. Пять минут, и ничего нет.

— Учись у Градского жрать! — не поддержал юмора Головко. — И не только…

— Так точно, товарищ подполковник! — вяло отсалютовал Руденко.

— Иван Петрович, — показалась в дверях секретарь. — К вам пришли. А я дозвониться не могу…

— Телефон в кабинете оставил. Кто там?

— Из администрации. Ергашов.

— Кофе ему сделай. Приду сейчас.

— Хорошо.

— Что с убийством?

— Каким именно?

— Последним, Сереженька!

— Как раз просматриваю заключение. Смерть наступила вследствие удушения. Насильственные действия сексуального характера. В легких обнаружена какая-то неопознанная пыль.

— Следы, улики, отпечатки, ДНК?

— Есть два профиля. Но пока — ни одного совпадения с теми, что успели взять.

— Руденко, дуй по адресу. Опроси соседей.

— Так вчера, товарищ подполковник.

— И как?

— А что, как всегда, моя хата с краю… Никто ничего не слышал.

— Быть такого не может. Живут в муравейнике, стены тонкие, не слышали они, ага, — ворчливо рассуждал Головко, постукивая пальцами по столу Михаила. — Я должен учить вас работать?

— После обеда еще раз съезжу. Одни соседи вчера не открыли.

— Не после обеда. А сейчас! Оба.

— Есть, товарищ подполковник!

— Время два ноль два, а Перекатова все нет… — отметил Иван Петрович нараспев, словно опоздание подчиненного его и правда радовало.

— Он, очевидно, в лаборатории, — сухо обронил Градский, убирая ненужные бумаги в стол. — Я просил уточнить кое-что по последнему делу.

— А по телефону нельзя?

— Телефон к делу не пришьешь, — рискнул заметить с сарказмом. — Я просил лично посмотреть и сделать фото, так как эксперт не понял, какой именно ракурс нужен.

— Все-то у вас схвачено, я смотрю… Аж гордость берет! Мы в надежных руках.

— Так точно, товарищ подполковник! Можете спать спокойно.

— Я тебе дам "так точно", Градский! Я тебе… Через минут сорок зайди ко мне.

— Так я на выезде буду. Вы сами сказали съездить по адресу.

— Я знаю, что я сказал, — буркнул сердито. И тут же раздраженно внес поправки в собственные распоряжения: — Пусть Руденко сам съездит! А ты постарайся, чтобы было о чем докладывать.

27.2

Дни жаркого южного лета заканчивались. В том самом злополучном парке, как и семь лет назад во время их первого нелепого свидания, солнце подогревало все доступные поверхности, а ленивый ветерок слабо потряхивал скоротечно теряющими яркость и влагу каштановыми листьями. Однако туристы и коренное население, словно догоняя чудное и любимое время, толпами сновали по узким аллеям.

Двигаясь по памяти, Градский прошел к скамье, где когда-то с не самыми благими целями впервые поджидал свою наглую Плюшку. Разочарование ударило в грудь хлесткими розгами. Ее не было. Она просто не пришла.