Онлайн книга «Улей 2»
|
— Я люблю тебя, — произносит она дрожащим голосом. — Понимаешь теперь, Адам? Я люблю тебя! Я… просто не знаю, как еще сказать. Я люблю тебя, и на этом точка! Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю! Титов оборачивается. Обхватывает лицо Евы руками, смотрит ей в глаза. Читает, пьет, вдыхает, смакует… — Что? Попробуй теперь остановить меня. — Не останавливайся, — говорит Титов хриплым шепотом, стирая пальцами слезы с ее щек, которые Ева сама не ощущает. — Я люблю тебя, Адам. Люблю. Ты мне веришь? Верь мне, пожалуйста, верь. Пожалуйста… — Верю. — Я вылечусь. Вырасту. Буду лучше! — Не перестарайся. Ева всхлипывает и, задержав взгляд на лице Адама, начинает громко смеяться. Касается его губ губами. И смеется, смеется, смеется… Ее распирает от счастья. — Поцелуй меня. — Целую. Их замершие и порядком обветренные губы смыкаются в болезненном поцелуе. Сердце Евы снова умирает, и она, наконец, понимает, что сердечное волнение — это нормально. Оно не собирается ее убивать. Оно чувствует, потому что живое. Слезы девушки уже вытерты и высушены, когда теплая соленая капля падает ей на верхнюю губу. Рвано всхлипнув, она принимает ее, как самое сокровенное, что Титов может ей дать. И что-то обрывается в груди. Разлетается на микрочастички без возможности восстановления. Холодность эта ее, ледяная черствость. Дверь парадного оглушительно хлопает, и во двор с бодрыми выкриками высыпается толпа молодежи. Адам с Евой, отстраняясь, реагируют на гомон рассеянными взглядами. Коренастый парень, тиская пискливую девицу, кричит во всю глотку: — Людочка forever! — Людочка the best! Второй нарушитель ночного спокойствия в углубление цементированной урны опускает ящик с фейерверками. — Он же не собирается это здесь… Поджигает. Красная огненная стрела взлетает выше девятиэтажки, озаряет небо вспышкой и рассыпается крупными разноцветными зонтиками. Адам смеется, подхватывая изумленную Еву под ягодицами. — Да, это Одесса. Отмерев, она тоже смеется. Прослеживая за полетом второго и третьего фейерверка, взлетевших одновременно, вскидывает вверх руки, прикрывая глаза, и выкрикивает какие-то глупости. А Титов, опираясь на пятки, запрокидывает голову и кружится с Евой по кругу. Пока не выстреливает весь ящик. Становится значительно тише, молодежь прокашливается и пытается отдышаться. — Здорово, Тит! Чернокожий парень с ослепительной улыбкой, виртуозно жонглируя бутылкой и пластиковыми стаканчиками, наливает им шампанского. — За Людку Смирнову! Толпа подхватывает: — Людочке двадцать три! — Еще не кобыла, но уже и не пони… Бесшабашный хохот поддерживает сама именинница. — Зато ты у нас полноценный конь, Ростик! — Жеребец! Шампанское холодное и колючее, но это именно то, что Еве сейчас нужно. — А Тит с девушкой! — Мама!!! — Познакомь! — Тит с барышней… — восклицает еще кто-то, явно не веря своим глазам. — Людочка, сфокусируйся, Титов с девушкой… — Могу только сгруппироваться… Офигеть! Титов! Ты охр*нел, так удивлять в первые дни Нового года! У меня сейчас сердце остановится, — вспомнив о Еве, приседает перед ней в шутливом кривоватом реверансе. — Ах, пардоньте, за районную невоспитанность. Я — Люда. — Эва. — Вот и познакомились. К счастью, вскоре к персоне Евы теряют интерес, и галдёж возобновляется. — Толик, руку убрал! — Не толкайся… Ай… — Я так люблю тебя! — Заткнись! — Ты такая инфантильная… Дура, в общем… — Эй, гайс, станьте в круг. — Вы тоже… Адам и Ева… — Погоди, Адам и Ева? — Пипец, совпадение! — Это паранормально… — Ага, вызывай экзорцистов! — Ша, народ! — Давайте быстро, пока мусора не наехали… Ты снимаешь? Ростик? Кто-то врубает на всю мощность JBL Boombox[1], и толпа, формируя беспорядочную геометрическую фигуру, начинает танцевать, прыгать и извиваться. Понятия «комплекс» и «сдержанность» им, вероятно, не знакомы. — Опа-па-па! — Все вместе! — И понеслась! — Цвет настроения синий. Внутри Martini, а в руках Tequini. Под песню "Синий иней" она так чувствует себя Богиней… Цвет настроения синий. Внутри Martini, а в руках Tequini. Под песню "Синий иней" она так чувствует себя Богиней[2]… — невпопад подпевают, большей частью горланя текст песни, местами даже неправильно. Ева с Адамом, не переставая смеяться, набивают подошвами ботинок ритм и аплодируют ребятам. — По телу мурашки и ей хочется кричать…. — … ЗВЕЗДА… — Она так чувствует себя… БОГИНЕЙ… На последних нотах визг и крики окончательно перекрывают звуки песни. — Ох, хитяра… — выдыхает Ростик, опрокидывая в горло алкоголь и, сминая стаканчик, швыряет его в ящик из-под салютов. — Хитяра! Молниеносно оприходовав весь имеющийся алкоголь, «поколение» настраивается на новый танцевальный заход. — А сейчас, конечно, для нашей любимой Клавдии Ивановны… — Клавдия Ивановна! — У меня мурашки по коже… — Клавдия Ивановна! — И часто здесь такое происходит? — спрашивает Ева Адама, и он наклоняется к ней совсем близко, чтобы расслышать. — Ну, случается… Это же не элитка, нормальный одесский двор. — Клавдия Ивановна, мы знаем, что вы с нами! — орут, пересмеиваясь. — Гип-гип-ура! — Ура! Ура! Ура-а-а-а-а-а! — Их не накажут? Титов смеется, пожимая плечами. — Даже если полиция примет вызов, пока соберутся, пока доедут… Хулиганство — не убийство, быстро не отреагируют. — Клавдия Ивановна, ваша любимая! За нашу Одессу[3]! Самый смелый, а возможно попросту пьяный, даже бросает в окно первого этажа снежный ком. И Еве становится жарко, так она смеется и подтанцовывает. Давно у нее не возникало настоящего восторга в компании подвыпивших сверстников. Все чаще приходилось притворно веселиться. Здесь же, среди этих простых и бесшабашных ребят, Адам едва удерживает ее в кольце рук. |