Книга Первый. Бывший. Единственный, страница 44 – Татия Суботина

– И ты еще спрашиваешь? – задохнулась от его наглости я. – Вот только не нужно удивляться. У тебя это плохо получается.

– Не нужно?

Он все еще тянул ко мне руки, но под моим взглядом прикоснуться не решался. И это было хорошо, потому что я могла в любой момент рассыпаться на кусочки, словно разбитая ваза, которую забыли склеить.

– Знаешь, я одного не пойму, – сжала двумя пальцами переносицу я. – Ты зачем меня пригласил, а сам…

– Я не… – покачал головой муж.

– Чтобы сильнее ударить? Чтобы воочию продемонстрировать то, что так и не смогла тебе дать?

– Васенька, я же не…

– Откуда в тебе ко мне столько жестокости? – выдохнула я. – Ты же прекрасно знаешь о моих слабых местах и специально туда раскаленной палкой… Скажи, это доставляет тебе удовольствие?

Дубравин выглядел искренне удивленным, но меня это не тронуло. Я не поверила ему. Я совсем его не знала. Он сделал мне настолько больно, что я вообще не знала, как дышать дальше…

– Я не приглашал тебя, Вась. Я…

Его ответ заставил меня начать остервенело копаться в телефоне.

– Вот, – продемонстрировала ему сообщение. – Раз уж ты решил страдать временной амнезией, то я ее вылечу.

Дубравин нахмурился, вглядываясь в экран.

– Я такого не писал.

– По-твоему, я сама себе отправила смс? – Злиться было легче. Злиться было спасением в этом шторме боли.

Мужчина проверил свой мобильник.

– В отправленных пусто, – прокомментировал он.

– Это уже совсем не смешно, знаешь ли, – фыркнула я.

– Я не отправлял тебе это сообщение, – продолжал настаивать муж.

– Значит, это сделал тот, кто имел доступ к твоему телефону, Дубравин.

– Никто не имел. Я не оставляю его без присмотра, – категорично заявил он, а потом вдруг замер. – Инга…

– Вот-вот, Инга, значит, – поджала губы я.

За маской язвительности мне удавалось скрывать боль на троечку. Или даже двоечку. Актриса из меня получалась никудышная.

– Вась, она просто…

И тут раздался плач.

Мы одновременно повернулись на звук: Загорская не могла справиться с сыном. Тот надрывался слезами и пытался сбежать от матери.

– Кеша! – позвала блондинка. – Ты нам нужен!

Мальчик не успокаивался и продолжал выдираться из ее рук. А у меня сердце обливалось кровью от несправедливости жизни.

Дубравин поморщился.

– Поспеши, ты кое-кому нужен, не видишь? – сложила руки на груди я. Из огня меня резко бросило в холод, по телу пронесся озноб. – Твоему сыну. Сыну же?

– Вась, я тебе все объясню, – словно маленькому ребенку, едва ли не по слогам, выдал мужчина. – На самом деле ты все не так поняла.

– Ой, ну вот только не надо опускаться до этих банальностей, – покачала головой я. – Все же как белый день ясно, Кеша. Меня только одно интересует.

– Что именно? – выдавил из себя Дубравин.

– Ты вообще собирался мне рассказать о нем?

Дубравин отвел взгляд, и это его молчание оказалось красноречивее тысячи слов.

– Понятно, – хмыкнула я. – Неужели так нравилось делать из меня дуру? У меня подходящее под эту роль амплуа, что ли?

– Вась, – взял мою ладонь в свои Кеша.

– Не смей прикасаться ко мне! – Я резко отступила назад и передернулась. – Противно, знаешь?

Дубравин поджал губы.

– Не уходи. Я тебе все объясню.

– А тебе не кажется, что уже поздно для объяснений? – вскинула на него требовательный взгляд я.  – Это же твой сын? Или ты хочешь сказать, что меня и глаза подводят, не только сообразительность?

– Мой, – после небольшой паузы выдохнул он.

Предсказуемое, казалось бы, признание, а внутри меня все равно будто бомба разорвалась.

– Спасибо, что хоть сейчас хватило смелости на правду, – охрипла я.

– Вась, – приблизился вплотную Дубравин. – Вась, послушай меня, пожалуйста.

– Кеша! – опять требовательно позвала Загорская. – Он не успокаивается!

Мужчина прямо передернулся, точно все его тело вдруг свело болезненной судорогой.

– Инга, возьми ребенка и иди в пансионат, – рявкнул на нее Дубравин. – Его няня осталась в номере, обратись к ней, раз сама не можешь справиться.

Блондинка поджала губы.

Я прекрасно видела, такой ответ ее не устроил, но Загорская проглотила возмущения и сделала так, как сказал мой муж.

«Надо же, – подумалось мне. – Дрессированной оказалась».

– Тебя ждут, – заметила я. – Не стоит тратить свое драгоценное время на ненужные мне объяснения. Иди.

– Нет, – категорично заявил он. – Я понимаю, как все выглядит со стороны.

– Понимаешь? – не поверила я.

– Паршиво все выглядит, Вась, – покачал головой Дубравин. – Я подлец, и этого ничто оправдать не сможет.

– Да неужели? – из меня вырвался истеричный смешок. – Я-то думала, в этой истории именно мне уготована роль главной злодейки, предательницы и изменщицы. А ты великодушно простишь мне все прегрешения. Нет?

Кеша поморщился.

– Прости меня, – выдохнул он. – Я слишком боялся тебя потерять, чтобы раньше признаться в случившемся.

– Это ничего бы не изменило, – процедила я.

– Выслушай меня и попытайся понять, я…

– Ты сам себя слышишь вообще? У тебя есть сын от другой женщины, Дубравин. У тебя любовница – нет, даже вторая семья! Как такое можно понять?

– У меня с Ингой ничего общего нет. Никаких отношений, мы не близки.

– Ничего, кроме сына, – закатила глаза я.

– Матвей – результат моей ошибки, но…

Я залепила мужу пощечину. Так сильно ударила, что он даже отшагнул назад.

– Не смей называть своего ребенка ошибкой! – Меня опять трясло. – Скорее, это ты для него ошибка, не думал?

– Ты не так меня поняла. Я люблю Матвея, но…

– Оставь меня в покое, Дубравин. Я не нуждаюсь в подробностях твоей жизни. Скоро мы разведемся и тебе ничего не будет мешать уделить время своей настоящей семье.

– …тебя люблю сильнее, – выдохнул пока еще муж.

Мне хотелось оглохнуть, чтобы не слышать его. Раньше эти слова приносили мне счастье, а теперь вызывали лишь очередной залп острой боли. У меня уже почти сил не осталось держать лицо перед Дубравиным, я сдавала позиции этой невыносимой агонии.

– Я тебе не верю. Не ходи за мной. Не хочу тебя видеть.