Книга Последний поезд на Ки-Уэст, страница 26 – Шанель Клитон

Должно быть, в этих лагерях сильно ощущается одиночество. Он кажется старше меня, но еще вполне молод для того, чтобы когда-нибудь обзавестись семьей. Интересно, у него здесь есть женщина? Или его любимая осталась дома?

Когда я подхожу, Джон поднимает глаза и внимательно осматривает меня с головы до ног, а потом останавливает взгляд на тяжелом подносе, который я держу.

— Вы в порядке? — тихим голосом спрашивает он.

— Да, — вру я.

В данный момент в кафе больше приезжих, чем местных, но вдруг кто-нибудь обмолвится Тому, что я разговаривала с незнакомцем? После вчерашнего так рисковать нельзя.

— А вы? — спрашиваю я.

— Подлатал себя.

— Хорошо. Я рада. Принести вам что-нибудь еще? — я предпринимаю неловкую попытку улыбнуться. — Может быть, лаймового пирога?

— Я пришел сюда не ради пирога. Я хотел увидеть вас. Убедиться, что с вами все хорошо. Я волновался за вас.

— У меня все отлично.

— А когда вы вчера вернулись, он был дома?

Я обвожу взглядом ресторанчик. За угловым столиком расположился Бобби из «Приманок и снастей». Они с Томом время от времени после работы пропускают по кружке. Через два столика от него сидит один из клиентов Тома вместе с супругой. Возле входной двери — закадычный друг мужнина брата с подружкой.

— Я не могу разговаривать, — я наклоняюсь, пытаясь сохранять нейтральное выражение, точно просто принимаю заказ. — Том будет недоволен.

— Тогда встретимся у служебного входа.

— Я на работе, — шиплю я.

— По-моему, у вас скоро перерыв.

— Я…

— Вы меня убедили. Я буду кусок лаймового пирога. Спасибо, — довольно громко, так, чтобы его слышали за соседними столиками, произносит Джон, после чего понижает голос: — Через десять минут.

Не говоря ни слова, я отправляюсь на кухню и передаю заказ на кусок пирога.

— Он, похоже, сегодня разговорчивее, чем обычно, — говорит Руби, останавливаясь рядом со мной.

— Угу.

— Ты пойдешь на перерыв? Отдохнуть тебе явно не помешает.

Я бросаю взгляд на Джона, одиноко сидящего за столиком ко мне спиной. Идти на встречу с ним было бы полной глупостью. Я благодарна ему за помощь вчера, но спасать меня из моей жизни не надо.

— Хелен, ты действительно неважно выглядишь.

— Я устала, и ребенок…

— Говорят, Том вчера напился. Макс видел, как он шел с Дювал-стрит буквально на рогах. Он дебоширил, когда вернулся домой?

— Вчера вечером со мной приключилась история возле ресторана. Какие-то два типа пытались меня ограбить, — я поворачиваю голову в сторону столика, за которым сидит Джон. — Он спас меня, а потом проводил домой, чтобы чего-нибудь не случилось. Тому это не понравилось.

— Что за история?

Я подробно рассказываю ей о том, что произошло.

— Тогда впредь ты не будешь закрывать сама. А если увидишь их поблизости, дай мне знать, — ее лицо мрачнеет. — Том тебя ударил, да?

— Он… да все это уже было прежде. Я справлюсь.

— Нехороший он человек.

— Он не всегда такой, — говорю я, движимая иррациональной потребностью защищать мужа. В конце концов, я давала супружескую клятву, ведь так?

В счастии и в несчастии, в болезни и в здравии. Чего стоит твое слово, если данное обещание можно забрать обратно?

Но ведь Том тоже давал обещание. И нарушил его.

И как это иначе назвать, если не «несчастием»? Мужчина, за которого я выходила замуж, — не тот, с кем я живу сейчас. Такое ощущение, что внутри у него болезнь, съедающая все хорошее, что мне полюбилось в нем много лет назад, и сейчас от тех давних чувств не осталось ничего, кроме страха и сожаления.

— Он и мальчишкой был дурным, уже тогда в нем была какая-то гадость, — возражает Руби. — Ты этого не замечала. Первая любовь и прочая чушь. Он всегда был диким. Считал, что может творить, что ему заблагорассудится, и плевать на всех хотел.

— В последнее время все так сложно. Рыбацкий промысел стал не тот. Он в страшных тисках.

— Многие в страшных тисках. Но они не бьют своих жен.

— Знаю. Когда родится малыш…

Все изменится. Обязательно. Мы будем семьей. Том станет меньше пить. Дела пойдут на лад. Я перестану мечтать о том, чтобы его не было.

— Когда родится малыш, ничего не изменится, — говорит Руби, и ее голос звучит мягко. — Ты хочешь, чтобы ребенок видел, как избивают его мать? Ты хочешь изо дня в день переживать о том, что однажды Том замахнется и на него?

— Я никогда не позволю, чтобы кто-нибудь обидел моего ребенка.

— Хелен, как бы ты ни старалась, но, пока ты с ним, ты в опасности. Все становится только хуже, разве нет?

— Да. Но думаешь, уйти так легко? Если я попытаюсь уйти, он поймает меня и убьет. Вчера он сказал, что отберет у меня ребенка.

— О, милая моя, ты могла бы обратиться в полицию.

— И что они сделают? Чем другие лучше Тома? Знаешь, сколько раз Том ночевал в кутузке, а на следующее утро его отпускали как ни в чем не бывало? Иногда он возит на рыбалку шерифа — показывает тому лучшие места для ловли марлина.

— А тебе есть куда уехать?

— Том меня разыщет.

И вообще, не так-то много мест, где я могла бы спрятаться. Когда наступили трудные времена, туризм замер, ситуация с рыболовством изменилась, единственным источником доходов стала контрабанда алкоголя и торговля оружием, а почти все мои подруги детства уехали на север.

— Никто не вправе приказывать тебе, что делать, Хелен. Ты должна решать сама. Он считает, что загнал тебя в угол, что тебе некуда идти и других вариантов, кроме него, нет, но это неправда. У тебя есть друзья, люди, которые тебе помогут, и, что самое важное, ты умная и ты сильнее, чем думаешь. Надо быть очень храброй, чтобы жить твоей жизнью. До встречи с Максом у меня были мужчины. Одни хорошие, другие не очень. Плохие будут внушать тебе, что ты — пустое место. Они будут принижать тебя, потому что только так они могут почувствовать собственную значимость. Это ложь. Как только ты перестанешь в нее верить, ты лишишь их власти.

— У меня будет ребенок. Ребенок Тома. Если я уйду, он станет нас искать. Я видела, на что он способен, когда злой, и не хочу думать о том, что он может сделать. Но даже если я уйду, если мне удастся где-нибудь укрыться, на что мы будем жить?

— Ты хорошо справляешься с работой сейчас. Сколько из того, что ты зарабатываешь тут, Том пропивает? Я не говорю, что будет легко, но, дорогая моя, в жизни все нелегко, и так было всегда. В тебе есть стержень, и тебе пора поверить в себя.

Малыш внутри меня — это тикающие часики, и хотя я убедила себя в том, что заслужила подобный брак и клятву нарушать нельзя, но я больше не одна. Я хочу лучшей доли для своего ребенка. Я хочу лучшей доли для себя.