Онлайн книга «Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала»
— Мне кажется, сэр, — проговорил сержант, и они пошли по беговой дорожке навстречу креслу тетушки Паддикет, которое только что появилось из калитки и теперь двигалось с приличной скоростью, — что вы не так серьезны по поводу этого убийства, как было в Мерридэле пятнадцать месяцев назад. — Сержант, ты хороший парень, — Блоксхэм взглянул на подчиненного, — и я скажу тебе то, что не буду повторять и не хочу, чтобы ты повторял это кому-либо другому. Я исполняю свой долг в определенной степени в этом расследовании, но сердце мое к нему не лежит. Я знаю, что полицейским не платят за то, чтобы они были сентиментальными, но меня ужасно расстраивает, что с моей помощью некая вполне достойная и гуманная персона будет осуждена за то, что бросила камнем в это грязное животное Хобсона. Имейся у меня достаточно отваги, я бы отказался от дела, по меньшей мере, если бы одолел свое неутолимое любопытство. Но я хочу знать, кто это совершил… и пока не знаю. Как только выясню, долг повелит мне передать информацию и арестовать преступника, так что, понимаешь… Кресло покатилось быстрее, и сидевший в нем человек оказался достаточно близко, чтобы слышать их беседу. Инспектор замолчал на полуслове. Миссис Паддикет, наклонившая голову вперед так, что стала напоминать зловещую черепаху, приветствовала полицейских с мягкой насмешкой: — Ну и ну! Вот и мы, с нашими блокнотами и карандашами! Что мы нашли сегодня? Инспектор вежливо улыбнулся: — Мы полагаемся на вас в нашем расследовании, миссис Паддикет. Начать с того… — Начать с того, слуга! — вскричала старая леди, свирепо оглядываясь на Джо-кроликовода, который работал двигателем кресла. — Оставь экипаж и удались на дистанцию, не меньшую чем десять ярдов. Выполняй! Проныра пожал плечами и направился к газонокосилке, сел на нее и закурил. — Начать с того, — повторил инспектор, — что мне хотелось бы знать, пришли ли вы к некоему заключению по поводу использования кресла в ночь убийства? — Я не понимаю вас, инспектор. Вы уверены, что имеете в виду ночь убийства? — Ну, если быть точным… Старая миссис Паддикет расхохоталась громко, резко и оскорбительно. — Если быть точным, — инспектор заговорил громче, поскольку ощутил раздражение, — я имею в виду очень… экстремально ранние часы следующих суток… Примерно час ночи фактически или около того. — И что с креслом? — осведомилась старая леди. — Переходите к сути! — Находились вы в своем кресле в час ночи субботы, девятнадцатого апреля? Миссис Паддикет извлекла из недр экипажа лорнет из черепашьего панциря. Вооружившись им, она сначала изучила инспектора, потом сержанта, а затем снова инспектора. Убедившись, что эти любопытные вариации живых существ хотя и выглядят странно, однако принадлежат к числу существующих млекопитающих, она опустила оптический прибор. — Могу я спросить, имеет ли полиция некие возражения относительно поведения домохозяйки, обладающей гражданством и правом голоса, налогоплательщицы, решившей предаться физическим упражнениям на собственной земле в ночной час, используя для этого ее собственное кресло, ее собственную достойную одежду и ее собственное время? — с достоинством осведомилась она. — Если так, то скажите это, офицеры, и мы обсудим данную тему при участии адвокатов и в более удобное время. Миссис Паддикет оглянулась и пронзительным криком призвала Джозефа Херринга. Проныра неохотно затоптал окурок и поднялся, тоже без особой торопливости. — Слуга! Вези меня в дом, — велела старая леди. Инспектор смотрел вслед креслу, испытывая смешанные чувства. — Будь я проклят! — произнес сержант. — Она была там все время! — Была ли она? — Голубые глаза инспектора сузились. — С этим мы еще должны разобраться, приятель. Ого, снова-здорово. Она возвращается к нам, бог ты мой! Что еще? Кресло остановилось на том же месте, и Джозеф Херринг ловко воткнул сигарету между губами и прикурил еще до того, как нанимательница повелела ему опять удалиться в сторону газонокосилки. — Я должна сказать, офицеры, — заявила миссис Паддикет, после чего потыкала кончиком зонтика в отворот штанов сержанта и пробормотала «не отстирается» таким недовольным тоном, словно это была ее одежда, — что особая служба моторных экипажей действует от Макит-Лонгер до ворот данной территории, чтобы доставлять сюда людей, которые имеют желание увидеть место, откуда было удалено тело. Куски камня и пригоршни гравия уже были похищены из водяного парка как сувениры с реального места преступления, а один полный энтузиазма коллекционер зашел так далеко, что попытался отравить пресноводных рыбок, обитающих в пруду, чтобы сохранить одну из них в качестве уникального памятного знака о том, что здесь случилось. И я не скажу более ничего. Она оглянулась в поисках Проныры. Тот вынул сигарету, аккуратно затушил ее, а окурок засунул за правое ухо. — Слуга, — возгласила тетушка Паддикет, наблюдавшая за процедурой. — Ты тут? — Да, мадам, — отозвался Джозеф, подходя к креслу. — Удали этот отвратительный отросток. — Вы же не имеете в виду бычок, мадам? Старая леди поджала губы и сердито уставилась на него. — О, как пожелаете, — пробормотал Джо, извлек окурок из-за правого уха и ловким движением уронил в рукав пиджака, откуда он снова вывалился в ладонь, едва хозяйка отвела взгляд. — Конечно, — продолжила она, обращаясь к полицейским, — как может беззащитный член общества жаловаться, что два офицера тратят все свое время, утро и день в доме и его окрестностях, в то время как ее собственность расхищают прямо перед их носом! Камни из парка, гравий с дорожек, голавль из пруда… Отвратительно! Завершив эту содержательную речь, миссис Паддикет внезапно повернулась в кресле и заорала на Джозефа Херринга, чтобы он увез ее в дом. — Да, — вздохнул инспектор, снова наблюдая за удаляющимся креслом, на сей раз со смесью утомления и радостного изумления в глазах, — вот оно как. — И она была снаружи в кресле… — начал сержант. — Которое мчалось со скоростью двадцать миль в час. — Инспектор усмехнулся. — В час ночи. — Да. Остается лишь разобраться, сам ли дьявол или кто-либо из его подручных толкал кресло, и мы можем забыть об этой истории, — подытожил инспектор. Но когда он заговорил вновь, тон его изменился, став более серьезным: — Я совсем не понимаю ее отношения. А хуже всего, я не чувствую себя вправе запугивать и давить на старую женщину, которой девяносто лет. Какой смысл, хотел бы я знать, в том, чтобы озвучивать нам столь откровенную ложь? Ладно. Не будем думать об этом сейчас. Последуем за ней к дому и попробуем снова поговорить с мисс Браун-Дженкинс. Это она заметила брата, когда он склонялся над пустой кроватью в комнате мисс Йеомонд. |