Онлайн книга «Лето волонтёра»
|
— Кто ты? — спросил я. Нет, ответа не было. Только ироничная мысль: «А кто ты?» — Я Максим Воронцов, — сказал я упрямо. — Я человек. Надеюсь, неплохой, но человек. Я не умею всех любить, я знаю, что все разные и не все достойны любви. «Кто ты?» — Я твоя основа, — произнёс я в полутьму. — Но не знаю, почему. «Тогда меня не будет. И ничего не будет». Вот так я с Высшим ещё не разговаривал. Я уже не сомневался, что это он, что это его голос звучит во мне. Но теперь он не приказывал, не требовал, он говорил негромко и спокойно, как я с Кариром, когда мы слились. — Ты уже есть. «Я есть и меня нет. Я лишь вероятность. Шрёдингеровский Высший. Квантовая пена на ткани бытия». — Как это? «Слишком сложно. То, что я говорю тебе, лишь аналогии». — Почему ты не можешь просто объяснить? Кто я, кто ты? Что за опасность грозит всему живому, если Милана победит? «Если я скажу, возникнет парадокс. Слишком значительный даже для меня. Я исчезну, а может быть, исчезнет вся Вселенная». Я подумал. — Но ты вмешивался. «Защищая себя, а не помогая себе родиться». — Защищая… Наська думает, что ты защитник. Высший молчал. Тогда я собрался с духом и спросил: — Лихачёв жив? «Ты мог бы отправить его на смерть?» — Нет! «Значит, он жив». — Верни его! «Вернул». — А все остальные? «Большая их часть не была достойными людьми». Да уж, хорош защитник… Я лежал и разговаривал с голосом в своей голове. Обычно такие вещи повод для визита к врачу, но в моём случае всё ещё хуже. Как там спрашивал Андрей, «голос изнутри или снаружи»? В моём случае изнутри. Интересно, что хуже… — Мне всегда помогало поговорить с Андреем, — сказал я, размышляя. — Он как-то так читает стихи, что начинаешь понимать… Высший не ответил. — А в этот раз ничего не прочитал, — продолжил я. — Даже Агнию Барто… Хотя нет! Он же прочитал пару строчек! Этого, индуса… Тагора или Тахира… Я прошептал, слова вспомнились неожиданно легко: — О, всеединство разума, духа и бренной плоти! Тайна жизни, которая в вечном круговороте… Высший молчал. Сердце застучало в груди. Я сглотнул пересохшим ртом. И начал дальше читать стихи, которых никогда в жизни не слышал: От века не прерывается, исполненная огня,
В небе игра волшебная звездных ночей и дня.
Вселенная воплощает тревоги свои в океанах,
В скалах крутых — суровость, нежность — в зорях багряных.
Сплетенье существований, движущихся повсюду,
Каждый в себе ощущает, как волшебство и чудо.
Сквозь душу порой проносятся неведомых волн колебания,
Каждый в себе вмещает вечное мироздание…
[15]
Высший молчал. Мне должно было стать легче? Я должен был понять, что и к чему? Да что «неведомых волн колебания», что «квантовая пена» — это лишь слова, они ничего не объясняют! — От века не прерывается исполненная огня, в небе игра волшебная… — произнёс я. Высший молчал. — Я знаю, кто я такой, — прошептал я. — И кто такой ты. Будто что-то вздохнуло во мне: огромное, могущественное и одинокое. — Не бойся, — сказал я. — Теперь мы вместе. Мы справимся. Будет трудно, но справимся. Только… не смей больше никогда меня отключать! Ясно? «Договорились», — ответил Высший. Я встал. Глянул на скомканный плащ, увидел информационный канал, тянущийся в глубины космоса — к коллективному разуму Продавцов. Погрозил плащу пальцем. На том конце запаниковали. Плащ вздрогнул и попытался уползти под кровать. Я дотянулся, набросил его на плечи. Пусть смотрят. Я переместился на два этажа выше, в свою старую детскую, теперь отданную Наське. Она сидела на кровати при свете бра и, высунув язык, красила ногти на ногах ярко-алым лаком. При моём появлении Наська одновременно вытаращила глаза, попыталась спрятать пузырёк с лаком и негодующим шёпотом спросила: — Тебя стучаться не учили? Между прочим, это моя комната, а я — девочка! Вдруг я была неглиже? — Я же знал, что нет, — садясь на край кровати, ответил я. — У мамы лак спёрла? Наська кивнула и с гордостью произнесла: — «Шанель»! Он засох, я его сама ацетоном развела… Ты сейчас Высший? — Раз уж появился из ниоткуда… — уклончиво ответил я. — Высший, — кивнула Наська. С гордостью сказала: — У меня подруга — Высшая, и брат — тоже Высший. Во мне обязательно прорежутся неслыханные таланты, вот увидишь… Ты защитник? — Ну… более-менее… — опять ушёл я от ответа. — Колись! — потребовала Наська. — Не скажу. — Я сейчас позову ма… бабушку! — Не позовёшь, тебе за лак попадёт, — усмехнулся я. — Ацетоном всё провоняла, окно открой. — Кто ты? Я загадочно улыбнулся, поцеловал её в лоб. Сказал: — В любом случае ты помогла, спасибо. Ложись спать. И переместился очень, очень далеко от Медвежьего переулка, Москвы и вообще родной земли. Собственно говоря, земли здесь никакой не было. Только вода. Зато здесь был день и ярко светило солнце. Я прищурился. По привычке, конечно. Не думаю, что меня сейчас ослепил бы свет ядерного взрыва. Если бы я был географом, сказал бы, что нахожусь в точке с координатами 48 градусов 52 минуты южной широты и 123 градуса 23 минуты западной долготы. Будь я романтичным географом, сказал бы, что нахожусь в точке Немо — самом удалённом от людей месте на планете Земля. До ближайшего островка под названием Дюси было две тысячи шестьсот восемьдесят восемь километров, впрочем, даже этот остров являлся необитаемым. Будь я космонавтом из прежних времён, пролетал бы над этой точкой на высоте четыреста километров и грустно вздыхал, глядя на просторы Тихого океана — в точке Немо люди затапливали космические станции, грузовые корабли и спутники. |