Книга Она моя, страница 57 – Елена Тодорова

Мать вашу…

Волков уходит, и я тоже встаю. Мне срочно нужно выйти на улицу. Глотнуть свежего морозного воздуха. Затушить то, что все еще горит в груди. Только спасает слабо. Оставляю пальто расстегнутым. Холод пронизывает до костей, а все равно тело пылает.

Звоню Кате, раз за разом ее номер набираю — тщетно. Наплевав на все, еду прямиком домой. Но консьерж сообщает, что нет ее. Ушла утром и больше не появлялась, а на улице, тем временем, уже сумерки сгущаются.

Вот где она, мать ее, может быть?

Если бы была запланирована встреча с Орловским, я бы знал. Может, с друзьями какими-то засиделась? Людка, сестра Волкова, при виде меня чуть в обморок не валится. Заверяет, что не знает, где Катя может быть, и захлопывает дверь. Несколько секунд думаю, стоит ли выносить замки и проверять самому. Прихожу к заключению все же, что ничем это не поможет. Не стала бы царевна у нее прятаться. Отношения с теткой у нее весьма натянутые. Хуже, чем у меня с дедом. Ему тоже звоню. Старый сыч смеется и велит мне ехать домой. Конечно же, стоило это сделать перво-наперво. Мне ли не знать, что в управлении секут каждый шаг.

Увидев Катю подпирающей стену у двери своей квартиры, не удивляюсь. Но в груди что-то екает и заламывает. Она сидит прямо на полу и сосредоточенно рисует. Услышав мои шаги, поднимает взгляд.

— Привет, — здоровается без улыбки, но вместе с тем чувствуется в ней какая-то благодушная радость, и такой она еще маленькой в этот момент кажется, сердце сжимается и трещит по швам.

Царевна вскакивает, а я так и не вывожу ни слова. Пристально ее рассматриваю, пытаясь увидеть какие-то изменения. Ничего необычного не отмечаю. Красивая она, вот и все.

— Где твой телефон? С обеда звоню.

— А-а, разрядился, — отмахивается. — Я тебя тут полдня жду. Ну, пару часов точно.

Чувствую, что обеспокоена чем-то. Может, из-за беременности как раз и расстроена? Странное нетерпение жжет грудь до самого горла, только не допытывать же ее прямо в коридоре. Открываю дверь и приглашаю в квартиру.

— Голодная? — спрашиваю и помогаю снять пальто.

— Очень.

— Пошли.

Иду сам в кухню, но слышу, что семенит следом. Набираю в кастрюлю воды и, поставив ее на огонь, сажусь на стул и притягиваю Катю к себе на колени.

— Ничего не хочешь мне рассказать? — подхожу к вопросу крайне серьезно.

Но царевна мотает головой и смотрит так, будто от меня каких-то слов ждет.

— Катенька, — кладу руку ей на талию, неосознанно веду по животу и замираю в самом низу. Она расширяет глаза и прекращает дышать. Я и сам торможу все процессы, пока смотрю на свою ладонь. Никогда не думал, что столько чувств может поднять одна мысль о том, что внутри женщины растет ребенок. Черт возьми, но это моя Катя и мой ребенок. Поднимаю взгляд обратно к ее лицу. — Ты беременна? — спрашиваю негромко, и кажется, что спокойно. На самом деле, едва проговариваю это вслух, внутри снова все вспыхивает жаром. Реакция царевны меня удивляет. Она вздрагивает, словно я ее ударил, округляет в ужасе глаза, а потом и вовсе срывается на плач. — Катя… — не позволяя ей встать, крепко прижимаю к себе. Не могу подобрать слов. В груди все рвется, а она все громче голосит, словно я своим вопросом сорвал последнюю защитную пленку. — Катя… Ну чего ты? Катя? — удерживая, ласково глажу по плечам и спине.

— Пусти меня, — эти слова едва удается разобрать — мычит, глотая звуки. — Пусти…

— Никуда я тебя не пущу, — изо всех сил стараюсь проявлять терпение. И то самое щемящее чувство помогает. В голос просачивается эта нежность. — Почему ты плачешь? Катя, скажи мне, — уговариваю, как ребенка. Она утыкается мне в плечо и судорожно переводит дыхание. Наконец, немного затихает и обвивает мою шею руками. — Не можешь сказать? — Мотает головой. — Тогда кивни.

Сцепляет руки еще крепче и кивает. А у меня перед глазами все расплывается. По телу разряды тока несутся. В грудь пули летят — все навылет, сердце в решето. И сам сказать ничего не в силах. Громко выдыхаю и просто обнимаю ее. Вдруг думаю, что в это самое мгновение и не надо никаких слов. Больше этот миг осознания никогда не повторится. Но совершенно точно отложится на всю жизнь.

Вода кипит. Слышу это, отреагировать не могу. Кухня наполняется паром. Душно становится. И дышать все тяжелее. Ощущаю, как мокнет спина. Но продолжаю сидеть и гладить свою царевну.

Слова приходят позже. Значительно позже.

— Ничего не бойся. Ни о чем не беспокойся. Будем рожать.

Притихшая было Катя замирает, а потом вдруг смеется.

— Вместе, что ли? — выпрямляясь, пронизывает сверкающим взглядом. Впервые за долгое время безграничное счастье в ее глазах вижу. — Я уж как-то сама, Тарский.

— Я тебе дам «сама», — уже неосознанно рука тянется к ее волосам. Убирая их от лица, зарывается между густых шелковистых прядей. — Сначала польский доучи, потом будешь «сама».

— Это значит… — делает резкий вдох. — Мы вернемся в Польшу?

— Да, — подтверждаю. — Это все, Катя. Больше не могу пока сказать. Подожди, — поднимая ее, сажаю на стол, а сам подхожу к плите, чтобы забросить в бурлящую воду пельмени.

— Если я соглашусь выйти за тебя замуж, ты всегда будешь готовить? — сражает царевна вопросом, когда возвращаюсь и, прижимая ладони к ее ягодицам, подтягиваю ближе к краю стола. — Потому что я все-таки не люблю это дело.

— Буду, — обещаю севшим на эмоциях голосом.

— Тогда я подумаю, — заявляет Катенька. — Ты подождешь?

Мать вашу…

— Недолго.

— Недолго?

— Очень недолго, — заверяю, не вдаваясь в подробности. — Как ты себя чувствуешь? — скользнув по бедру, просовываю ладонь ей под свитер и прижимаю к животу. — Давно знаешь?

— Один вопрос за раз, — передразнивает меня и снова плачет. В этот раз хоть не голосит, лишь несколько капель из глаз проливаются. — Отлично! Иногда резко голод нападает. Иногда тошнит. Иногда слабость вырубает.

— Это отлично? — хмурюсь я.

— Ну, я читала, что это вполне нормально. Бывает гораздо хуже, — докладывает Катя серьезно. — Недели две, как сделала тест. А откуда ты узнал?

— От твоего отца. Был у него сегодня.

— Черт… Значит, тетя Люда все-таки проболталась, — закусывает нижнюю губу. — Он злится?

— Тебя это не должно волновать.

— И все же…

— Лучше скажи, ты сама как отреагировала? Рада? — спрашиваю и понимаю, насколько для меня важен ее ответ.

Грудь по-новой продирает всполохами жара.

— Конечно. Только за эту новость и держалась, — выдыхает Катя со всей эмоциональностью. — А ты? Хочешь его? Или просто… ради меня согласен?.. — губы дрожат, пока заканчивает вопрос.