
Онлайн книга «Охотник»
Гуннар думал, что будет сходить с ума от скуки, как было, когда валялся в лечебнице, выздоравливая. Но время пролетело незаметно — видимо, именно это и нужно было уставшему от целительских плетений телу. Дремать в тени деревьев, пока не спадет жара, плескаться в теплом, как суп, и кишащим разнообразной живностью море, часами не вылезая на берег, валяться на остывающем песке, вечерами — удить рыбу, бездумно глядя на деревянный поплавок, а потом жарить ее на вертеле над углями. Лесу свила Ингрид, отхватив прядь волос у основания шеи, на блесну пошел серебряк, переплавленный в выемке на песке, а на крючок — швейная иголка. Ингрид приносила из леса голубей, а то и фазана, но видно было, что эти вылазки она воспринимает безо всякого азарта, не как охоту, а как необходимость. Впрочем, наверное, и в самом деле мало азарта в том, чтобы плетением стащить с ветки не подозревающую об опасности птицу и свернуть ей шею. Они почти не разговаривали эти дни: Гуннар наслаждался покоем, а за Ингрид не водилось манеры заполнять тишину пустыми словами. Молчать с ней было удивительно уютно, хотя иногда смотреть в лицо, а не на грудь, а то и ниже, стоило изрядных усилий. Может, для Иде Ингрид и была «старухой», но это не мешало ей оставаться удивительно красивой женщиной, и все чаще Гуннар ловил себя на мысли, что они откровенно играют с огнем. По счастью, пять дней пролетели быстрее, чем эта мысль оформилась окончательно. В этот раз за чернотой прохода не было и вовсе ничего пугающего: спроси кто Гуннара, он сказал бы, что оказался на берегу моря, где вырос, туманного и серого. Шелестели волны, перекатывая гальку, кричали под низкими облаками чайки, порыв ветра заставил поежиться — после тепла и солнца, оставшихся за спиной, он казался ледяным. Выйдя из прохода, Гуннар и вовсе плотнее завернулся в плащ. Видимо, пока их не было, шли дожди — хотя небо снова было ясным, дорогу изрядно размыло. — Ты удачливый, — сказала Ингрид. — Впору в следующий раз брать вместо талисмана. Гуннар оторопело уставился на нее. Выдавил: — Издеваешься? Ее ответный взгляд тоже был полон недоумения: — Два прохода подряд абсолютно безопасные. Редко когда так везет. Выходит, такими проходами она пользовалась частенько. Промышляла контрабандой вместе с Эриком? Или без него? Ингрид не было в городе частенько, а целитель почти не покидал своей лечебницы. — И часто бывает «следующий раз»? — поинтересовался Гуннар. — В прошлый раз мы ходили, получив плату от Колльбейна, — сказала она. — Но это не то, о чем стоит знать всем. — Поклясться? — Зачем? — пожала плечами Ингрид. — Если нет веры слову, чего стоят клятвы? Гуннар проводил Ингрид до лечебницы, передав с рук на руки Эрику, отказался от приглашения к столу, и от выпивки тоже. Закинул скорняку шкуру, наврав с три короба про знакомого, везшего диковинную тварь в королевский зверинец, да не довезшего и сбывшего останки первому встречному, чтобы совсем без штанов не остаться. Скорняк предложил выкупить шкуру, за этакую редкость бы дали немало, но Гуннар отказался. Выйдя из лавки он отправил уличного мальчишку с запиской для Вигдис. А когда добрался до дома, там уже ждал такой же оборванец с клочком бумаги, где было только одно слово: «приходи». Дверь открыла служанка, видимо, та самая поденщица, которая бывала только утром. Гуннара провели в кабинет, и, едва закрылась дверь, за спиной сам собой задвинулся засов. Вигдис визжа, точно девчонка, повисла на шее. — Пойдем, ты же наверняка голодный, — сказала она, с явным усилием отстранившись. — Голодный, — согласился он, сжимая ее грудь. — Пойдем. В спальню. Она расстегнула фибулу его плаща. — Я тоже голодная. Ну ее эту спальню, идти еще. Гуннар, рассмеявшись, подхватил ее под бедра, усаживая на стол. — Уроним чернильницу и испортим твои бумаги. — Она непроливаемая, — выдохнула Вигдис, прижимаясь всем телом. Бумаги они все-таки помяли, хотя чернильница и в самом деле оказалась непроливаемой. — Пойду, нагрею нам воду, — сказала Вигдис, потягиваясь. — Поденщица уже ушла. Гуннар кивнул, выпустив ее из объятий, начал собирать с пола одежду. — Ты загорел? — удивилась Вигдис. Он выпрямился, ругнувшись про себя. Сказал как можно безразличней: — Погожая нынче осень. — Настолько погожая, что можно и задницу солнцу подставить? Он пожал плечами. Что тут скажешь, в самом-то деле? Глазастая — но как это сейчас некстати. — Где вы были на самом деле? — Не только в Листвене. И это все, что я могу тебе сказать. — Сама вижу, что не только в Листвене. Последнюю неделю дожди лили не переставая, да и холодно купаться… Как? Переход? Куда? Откуда она… ах, да. Но все равно. Гуннар покачал головой, давая понять, что отвечать не намерен. — У Ингрид тоже загар везде? — нарочито мягко поинтересовалась Вигдис. Он мысленно застонал. — Спроси у Эрика. Я не смотрел. — Только трогал? — Творец милосердный, не начинай! Я к ней пальцем не прикоснулся! Сущая правда, между прочим. — А я не про палец говорю. Как она, хороша? — Я же не спрашиваю, с кем ты засиживаешься в «Шибенице» вечерами! — заорал Гуннар. — И о чем вы болтали с компанией Скегги, в тот вечер, когда я загибался! Об этом как-то обмолвился Олав по дороге. Дескать, начинал разузнавать, куда подручный делся. Да без толку. — О делах! — Ее лицо стало белей бумаги на столе. — Мой заработок — знать всех и обо всем! И я буду улыбаться и шутить, даже когда хочется выть в голос, потому что мухи слетаются на мед, а не на уксус! — Улыбаться всем мужчинам от семи до семидесяти? — Если вы зачастую думаете вовсе не головой — разве это моя вина? Или ты всерьез считаешь, что я заваливаюсь перед каждым? — Так и я не деру все, что не успевает убежать! — А я и не про всех! И это не я шаталась невесть где, занимаясь невесть чем, не вали с больной головы на здоровую! — Твой заработок — улыбаться кому попало, мой — шататься по глухим местам с кем попало, и следить, чтобы с нанимателем ничего не случилось. Не! Было! Ничего! — Одаренной вдруг понадобился меч? Гуннар шагнул ближе, нависая сверху. — Да. Бывает и так. Меч, заметь, а не уд. — Как я могу тебе доверять, если ты не доверяешь мне? — неожиданно тихо спросила Вигдис. — У меня нет от тебя тайн, — он тоже сбавил тон. — Но это не значит, что их нет у тех, кто доверил мне свои. |