Онлайн книга «Против шерсти»
|
Папа не смог сдержать слез, и они потекли по его щекам. Мы прижались друг к другу. Нам больше ничего не оставалось. Прижаться друг к другу – лучший способ сказать, что мы друг друга понимаем. Что все, что было в прошлом, – это один большой дурдом. Что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Что любовь никуда не делась. Папа вытер слезы. – То, что ты сделала в школе, – очень смелый поступок. Мама бы тобой гордилась. – Спасибо, пап. – Клянусь, она бы тобой очень гордилась. Я тоже горжусь моей взрослой дочерью. У меня растаяло сердце. – Пойдем, – сказал папа и потащил меня на кухню. Он открыл банку персиков в сиропе, и мы принялись орудовать чайными ложками. Мы молчали довольно долго. Но это молчание не было неловким. Оно успокаивало. – Звонили журналисты, – сказал папа с полным ртом. – Раз десять, начиная с того момента, как я пришел домой. – Что ты им сказал? – Я отправил их куда подальше. Они все из каких-то желтых газетенок. Им не очень-то интересна твоя история. Им нужна сенсация. Один из них даже предложил денег за интервью с тобой, представляешь? В какой-то момент я перестал брать трубку. Телефон просто звонил. – А как Сати, в порядке? – Да, но, думаю, в садике ему приходится нелегко. Его друзья знают, что ты Кошка. Они подсмеиваются над ним. А он плохо понимает, что происходит. Ты его сестра. Точка. Я с трудом проглотила кусок. – Ты знаешь, что дети могут быть жестокими. Но Сати, по крайней мере, сегодня неплохо повеселился. – Ты о чем? – Телефон все звонил, и это раздражало твоего брата. Он каждый раз спрашивал, кто звонит и почему я не беру трубку. Я поднялся наверх переодеться, и вдруг телефон перестал звонить. И знаешь что? Сати стоял у телефона! Он снял трубку и рассказывал журналисту, как у него прошел день. Он во всех подробностях описывал, как они ходили в «базеин», как он «кувался» вместе с «воспилательницей» и про все остальное! Я пытался не смеяться, но, клянусь, это было непросто. Минут через десять на том конце повесили трубку. Когда телефон опять зазвонил, Сати спросил, может ли он ответить, и я разрешил ему и посоветовал не забыть рассказать про игры на прогулке. Мы так громко рассмеялись, что чуть не подавились кусочками персика. В этот момент в гостиной раздался ужасный грохот. Мы бросились туда. Окно было разбито вдребезги. На ковер только что приземлился кусок бетона. Серый брусок с острыми краями. Через несколько секунд мы подошли к окну. На улице стояло несколько мужчин в белом. Они направляли на наш дом фонарики. У некоторых из них были ружья. Они со смехом и звериными криками показывали на окно. – Эй, ты спишь, обезьяна? – Что, тепло тебе в твоем логове? – Иди к нам, у нас есть бритвы. Мы тебе наведем красоту! Папа сжал кулаки и пошел к двери. Я попыталась его задержать: – Что ты будешь делать? – Оставайся здесь. – Нет, папа, пожалуйста, не ходи туда! Он дотронулся до моей щеки: – Все в порядке, Лу. Тебе нечего бояться. Поднимайся в комнату Сати. Он открыл дверь и вышел, сунув руки в карманы. Я осталась на пороге. Меня было не видно в тени. Стоя на крыльце, я видела папину спину, гнусные лица всех этих мужчин и стальные стволы их ружей. Чуть вдалеке раздавались крики и выстрелы. – Что вам нужно? – спросил папа очень спокойным тоном, словно кусок бетона только что разбил окно не в его гостиной. Мужчины переглянулись. Один из них проворчал: – Она здесь? – Вы о ком? – Ты прекрасно знаешь, о ком мы, – прорычал мужчина. – Почему она не выходит? – Моя дочь – подросток. В это время она спит, как и ее брат. Мужчины ухмыльнулись: – Твоя дочь, серьезно? Как ты можешь так ее называть? Ты видел, на что она похожа? Папа закрывал меня своей спиной. Он держался очень прямо. – Сейчас я вижу перед собой очень злых людей. – Нам есть на что злиться, разве нет? – Ты знаешь, что они опасны! – Моя дочь боится вас больше, чем вы ее, – сказал папа. – И правильно делает, – рассмеялся один из мужчин. В темноте рыскали лучи фонариков. – Вы мужчины, и вы ополчились против юных девушек. Не вижу в этом ничего геройского. И уж тем более ничего забавного. Мужчина, который смеялся, вскинул ружье и приблизился к папе. – Ты же понимаешь, что здесь дела плохи? Фабрика закрылась, работы нет… и теперь повсюду шастают эти гадкие существа. Мы не можем делать вид, будто ничего не происходит! Папа покачал головой: – Скажи мне, какое это имеет отношение к моей дочери? Мужчина повернулся к остальным, словно искал поддержку, словно хотел, чтобы они подсказали ему ответ. Но все молчали. – Я тоже остался без работы, – сказал папа. – Моя дочь тут ни при чем. Идите по домам, пока не натворили глупостей. Несколько секунд мужчины стояли в нерешительности. Казалось, некоторые из них готовы уйти, но тот, что стоял напротив папы, поморщился: – Ну, хорош болтать. Дай нам пройти. Папа не двинулся с места. Мужчина наставил на него ружье. – С дороги! Я была готова наброситься на него, но папа сделал несколько шагов вперед и встал грудью к дулу ружья. – Я вас знаю, – сказал он очень спокойным голосом. – Я всех вас здесь знаю. И папа назвал их имена. Потом он добавил: – Я работал вместе с вами на фабрике. Я знаю, что вы хорошие люди. И я знаю, что вы злитесь. Но есть одна вещь, которую я не позволю вам сделать. Никогда. Причинить вред моей дочери. Слышите? Если хотите до нее добраться, вам придется меня убить. Мужчины опустили глаза. – Ладно, пойдемте, – крикнул один из них. – Пойдемте отсюда. – Ага, пойдем. Кто-то хлопнул по плечу мужчину с ружьем: – Оставь его, он скоро одумается. Мужчина опустил ствол. – Да, и тобой займется Савини. Они скрылись в темноте, из которой доносились крики, выстрелы и звон разбитого стекла. Папа вернулся в дом. Он закрыл дверь. И я увидела, что у него дрожат руки. |