Онлайн книга «Чикатило. Зверь в клетке»
|
– В вашем портфеле обнаружен еще один нож, а также шпагат и вазелин, – начал Горюнов. Чикатило шире растянул губы. – Я что-то смешное сказал? – Нет. – Задержанный продолжал улыбаться. – Просто меня уже однажды об этом спрашивали. Нож и шпагат я использую для упаковки почтовых отправлений. Я работаю в снабжении, периодически приходится работать с почтой. Вазелин вместо крема для бритья. – Вы сказали, что вас об этом спрашивали, – зацепился Горюнов. – В восемьдесят четвертом году вы были задержаны сотрудниками милиции по схожему подозрению. Речь об этом случае? – Да, они тоже нелепые вопросы задавали, – легко подтвердил Чикатило. – Потом отпустили. Группу крови проверили и отпустили. – Шестого ноября вы находились на платформе тысяча сто девяносто пятый километр, – резко перевел тему Горюнов, – были остановлены сотрудником милиции. – Было такое. – Вы сказали, что у вас убежала собака. Но в вашей семье никогда не было собаки. – Не было. Это… – Чикатило запнулся, будто припоминая. – Найда. Да. Она у меня возле работы… Дворняга… Как раз хотел домой взять. Я ее давно знаю, кормлю, играю с ней… Да… Знаете, дочь с нами давно не живет, сын тоже вырос. Не сегодня-завтра улетит из отчего дома. Вот и решил. С собакой все повеселее. А она, глупая, убежала. – А с женой вы это обсуждали? – быстро спросил Горюнов. – Нет, – соскочил с крючка Чикатило. – Хотел сюрприз сделать. – Сотруднику милиции вы сказали, что вас укусила собака. То же самое вы объяснили врачу в травмпункте. – Все так, – кивнул Чикатило и показал забинтованную руку. – Вот, хожу теперь пострадавший. – Врач в травмпункте отметил, что ваше повреждение не похоже на собачий укус. Экспертиза показала, что, вероятнее всего, ваша травма вызвана укусом, но не собачьих зубов, а человеческих. – Я не понимаю, о чем вы. Меня собака укусила, я же сказал. Он больше не прятал взгляд, говорил теперь спокойно, уверенно, легко уворачиваясь от любых попыток зацепиться за слово, поддеть, подловить. – Недалеко от места, где вас остановил сотрудник милиции, был обнаружен труп женщины, – резко сказал Липягин, воспользовавшись заминкой Горюнова. – И убита она была примерно в то же время. – Я не понимаю, что это значит: «примерно», «может быть»? – пожал плечами Чикатило. Майор с ненавистью посмотрел на задержанного. В глазах его полыхнуло бешенство. Ковалев поспешно хлопнул ладонью по столу. – Всё, хватит. Перерыв. * * * В коридор Ковалев и Липягин вышли вместе. – Эдик, я все понимаю, – тихо говорил на ходу полковник, – но держи себя в руках. Пока хуже не сделал. – Куда уж хуже, – буркнул майор. Ковалев хотел было ответить, но не успел. Дверь кабинета снова распахнулась, и в коридор вышел Брагин. Подошел к ростовским коллегам, на Ковалева глянул с неприятным прищуром: – Что это сейчас было, Александр Семенович? – Допрос подозреваемого, – хмуро ответил Ковалев. – Насколько я помню, вы собирались его разговорить, – в голосе московского начальства сквозило недовольство. – Да не еби ты мозги, товарищ полковник! – взорвался Ковалев. – Сам-то сидел в молчанку играл. Брагин на резкий тон не среагировал: – Задерживать его прежде времени была ваша инициатива, товарищ полковник, – вкрадчиво проговорил он. – И разговорить его обещали вы. Так что это целиком и полностью на вашей совести. – А ты, значит, соскочить решил? – зло процедил Ковалев. – Ну и фрукт же ты, Брагин. – Ваш стиль общения, Александр Семенович, я тоже отражу в отчетах, – пообещал полковник. – Правда в том, что вы и ваши люди не умеют работать. В Москве уже осведомлены о поимке преступника. Вы обещали результат, так давайте этот результат. Брагин развернулся и спокойно пошел по коридору. Ковалев проводил его ненавидящим взглядом. – Гондон штопаный, – зло буркнул он под нос и повернулся к Липягину. – Ты его слышал? Давай применяй все свои таланты, но вытряси из Чикатилы этого признательные. И делайте что-нибудь. Найдите тетку, со слов которой картинку рисовали, пусть опознает. Экспертов подключите, пусть с анализом крови разбираются. Только не сидите. 1992 год Кассета в импортном диктофоне крутилась с тихим шелестом. Чикатило сидел на нарах и старался не смотреть на журналистку. Но взгляд его нет-нет да возвращался к вырезу на ее кофточке и кулону-лезвию на груди. – Смысл жизни в том, чтобы оставить след на земле. Любому делу – работе, учебе, творчеству – я отдавался целиком, пока у меня не отбивали охоту… Голос Чикатило звучал ровно, но давалось ему это с большим трудом. Взгляд словно магнитом возвращало к подвеске на груди журналистки. От вида посверкивающего, пусть и ненастоящего, лезвия на нежной коже перед внутренним взором сами собой всплывали картины из прошлого. …Лес. Ночь. Чикатило склонился над трупом и кусает женскую грудь… – Били по рукам и по мозгам, – ровным ничего не выражающим тоном продолжал он. – Меня выгоняли с работы, из жилья – на вокзалы, в электрички, в командировки. …Вокзал. Скамейка в зале ожидания. Шлюха делает ему минет, а он мнет в руке платочек… – А я человек домашний, деревенский. – От последнего воспоминания голос его чуть заметно дрогнул. – Люблю семью, уют, детей… В силу своего характера – замкнутого, робкого, стеснительного, особенно в детстве, – я не смог приспособиться к этому обществу, жил своей жизнью. Не мог найти ответы на вопросы, которые меня мучили. И по сексу, и по семейной жизни. Сейчас эти вопросы правильно решаются, а раньше одно их упоминание считалось позором. Журналистка слушала его завороженно, с неподдельным интересом. То ли не замечала она взгляда Чикатило, сверлящего ее декольте, то ли не хотела замечать. – Какие черты вашего характера вы считаете главными? – спросила она. – Вы человек общительный или сдержанный, скрытный? – Черты характера, свойственные мне… Чикатило снова зацепился взглядом за кулон-лезвие на груди журналистки. Из памяти, словно в калейдоскопе, посыпались одна за другой картинки… Нож входит в женское тело… Он вгрызается в труп, по лицу его стекает кровь… Он бьет ножом одну женщину… Другую… Вырезает глаза… Чикатило сглотнул, отвел взгляд от груди журналистки, заговорил мягко: – Свойственные мне черты: открытость, искренность необъятная, доброта. А замкнутость, отчужденность – это напускное, под влиянием окружающей неблагоприятной агрессивной среды. |