
Онлайн книга «Марш мародеров»
— Кушать, мальчики? Мяса вам оставили, свининки… — Да мы там, на реке… — вяло отзывается кто-то. — Рыбки пожарили. — Попить бы горяченького и в люлю, — поддерживают его остальные. — Докладываю. — Семен смотрит снизу вверх на Бабая. — Волга действительно вся ушла под правый берег, узкая стала. Течение сильное. Утром сразу две сетки поставили — вечером еле вытащили — потом поднялись выше по течению, малька наловили в заводи для живца. Резинки закинули, спиннинги — и пошло! Судаки — по три килограмма, жерех метровый, стерлядь берет, сом, щука, окунь, горбатый, под кило. Вот это рыбалка, я понимаю! — Я всю жизнь рыбалю, но никогда такого не видел, — поддерживает своего бригадира один из рыбаков. — Ух ты! — восхщается Ник, сам неравнодушный к рыбалке. — Здорово! — Алла берса [16] , — спокойно говорит Бабай. — Анна Петровна, собери женщин — всю рыбу выпотрошить, присолить и на продув развесить. Завтра тузлук [17] сварим, в бочки положим. Снежана и Фания разносят разомлевшим у костра рыбакам чай. Ник придвигается вплотную к Бабаю, тихо спрашивает: — Ну, а всё же — на счет оружия? Звери ведь… тигрольвы, мед shy;веди… Бабай упирается короткими руками в колени, с кряхтением поднимается со стула и говорит, ни на кого не глядя: — Зоопарк потом смотреть будем. Сейчас людей кормить надо. Мыть надо. Завтра будем много рыбы ловить. Солить, коптить, вялить. Все пойдут. А вы, — он поворачивает голову к Нику, Эн и Халу, — соль поищите. Много соли — в запас. Всё, спать давайте. Ночь уже. По Цирку плывет сладковатый запах свежей рыбы — это мобилизованные Анной Петровной женщины дружно берутся за работу. Вытряхивая из полиэтиленовых пакетов рыбу, они взрезают тугие животы, вычищая внутренности. Анна Петровна лично солит каждую — чтобы не испортилась до завтрашнего дня — и развешивает на натянутый поперек служебного прохода трос. — Ой, батюшки, она живая! — заполошно взвизгивает кто-то. Слышится мокрое хлопанье рыбьего хвоста о пакет, женский смех. Рыбаки, допивая на ходу смородиновый чай, расходятся с арены. Их окликают, спрашивают подробности, но у мужиков совсем не осталось сил. На ночлег общинники устраиваются на уцелевших креслах, в проходах, на полу, на ступеньках — кто где. Верхние ярусы амфитеатра, скрытые мраком, остаются пустыми: никто не хочет удаляться от костра. Люди инстинктивно чувствуют в огне защитника. — Это генетическая память, — вздыхает Аркадий Иванович, устраиваясь рядом с ребятами. — В каждом из нас живет пещерный предок. Шелуха цивилизации слетела — и вот вам, пожалуйста, кроманьонцы пробудились. Цирк — это наша общая большая пещера. Огонь греет, огонь отпугивает зверей. Огонь — божество. — И все-таки надо добывать оружие! — не слушая профессора, горячо говорит вполголоса Ник. — Допустим, звери сюда не пойдут. А люди? Мы же видели мертвого. Его убили! И убили не звери! Голову отрезали… Ну, вы-то понимаете, что без оружия нам… — …капец, — заканчивает за него Хал. Эн нервно хихикает. Аркадий Иванович снова вздыхает. — Молодые люди, я понимаю и, поверьте, разделяю вашу тревогу. Но и вы поймите нас, старшее поколение… Голод — это ужасно. Угроза голода стократ страшнее всех прочих вызовов, что бросает нам дивный новый мир. Когда все ложатся, Хал приподнимает голову и шепотом спрашивает: — Эта… А нафига вы новый мир дивным назвали? — Была такая книга, — тоже шепотом отвечает Аркадий Иванович. — Написал ее английский писатель Олдос Леонард Хаксли. Называлась она «О дивный новый мир». — Там про нас, что ли? — Отчасти, молодой человек. В том смысле, что Хаксли описал антиутопическое устройство будущего. — А-а-а… — разочаровано тянет Хал. — Фигня, короче, блин. — Эй, давай спать уже! — недовольно бурчит Эн, переворачиваясь с боку на бок. Хал хочет огрызнуться, но тут в проеме главного входа возникает силуэт одного из сторожей. Громко топая, он выбегает на арену и останавливается возле дремлющего у центрального костра на лежанке Бабая. Женщины, чистящие рыбу возле «кухни», недовольно отвлекаются от работы. — Атас! — Хал вскакивает, напряженно вслушиваясь. — Чё-то случилось, блин. Зуб даю! Ник тоже поднимается, на всякий случай подтянув к себе ржавую арматурину. Эн демонстративно отворачивается — она хочет спать. Сторож — им оказывается кучерявый малый Жора по прозвищу Домовой — тычет пальцем в сторону выхода и что-то втолковывает Бабаю про какие-то песни. — Айда, позырим! — Хал дергает Ника за рукав. — Эн? — поворачивает тот к девушке. — Я сплю! — Идите, молодые люди. — Профессор садится, хрустнув суставами, вытягивает ноги. — Я присмотрю за нашей… — Ага, щас! Эксо-эксо, Кэнди! — Эн немедленно вскакивает. — Что там у вас? Хал, перепрыгивая через ступеньки, уже бежит к арене. Ник и Эн устремляются за ним. Цирк понемногу оживает — люди поднимаются, переговариваются. Отовсюду слышится: — Что случилось? — Что там? — Тревога? — Тихо! — подняв руку, рычит Бабай. — Все в порядке, спите! Просто человек пришел. Новый. — Песни поет! — вякает из-за его спины Жора, тряся кудрями. Хал пробегает вдоль бортика арены, застывает возле входа и вдруг начинает пятиться. Ник, остановившись в паре метров позади, вскидывает арматурину. Из темноты выплывает тяжелый, низкий бас: — Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и Дух Правый обнови внутри мен-я-я-я! Слова гудят набатом. Это не стихи, но и не песня, а скорее какой-то варварский гимн, псалом, полный внутренней силы, мощный и пугающий. Эн ойкает. Хал отступает в сторону. Бабай, наоборот, делает пару шагов по направлению к черному зеву выхода и растопыривает толстые руки, точно хочет остановить то, что прет из тьмы. Жора нелепо оглядывается, ища, куда бы спрятаться. — Не отринь меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня-я-я-я! — ревет бас. — Возврати мне радость спасения Твоего и Духом Владычественным утверди меня-я-я-я! Мрак колышется. Ник угадывает в нем высокую человеческую фигуру, широким шагом движущуюся по проходу. — Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратя-я-я-ятся! — дорёвывает последний строки псалма бас, и в круг света вступает мужчина огромного роста, весь в черном, косматый, до самых глаз заросший густой бородищей. |