Онлайн книга «Владыки Земли»
|
Луня подхватил с лавки свои вещи и решительно шагнул к выходу из клетушки, а за его спиной у неподвижно сидящего возле очага человека вдруг дернулась рука и орехи с веселым стуком раскатились по каменному полу. Но Луня этого не увидел… * * * Шыка и Зугура Луня нашел у Главного Очага, что горел в конце Большой пещеры, у ног Мокоши. Волхв и вагас разулись, поставили катанки и меховые липты ближе к огню — сохнуть, а сами не спеша ели деревянными долблеными ложками похлебку из большой глиняной мисы, заедали ломтями свежего жита, да отрезали от здоровенного шмата розоватое сало. — Как Мочаг? — спросил Шык. Луня молча разулся, поставил сушиться свою обувку, подсел к столу, кивнул наконец: — Ничего, дяденька, жив, хвала Роду. А в остальном — все также… Путники молча ели. Шык с Зугуром, уже насытившиеся похлебкой, жевали сало с житом, а Луне пододвинули мису — давай, мол, после холодов горячее да жидкое, из мяса сверенное — само то, что надо. Появившаяся у стола старуха принесла кувшин с травяным настоем, плошку с блинками, залитыми медом, подхватила опустошенную Луней мису и ушла. Путники поели блинков, и Шык встал: — Блага дарим столу этому и хозяйкам его заботливым и хлебосольным! Будьте здоровы, бабушки, зело вкусен и сытен был обед наш! Из полумрака выступила, словно соткалась из воздуха, Незванна, покивала, хехекнула: — Знаешь, Шык, чем баб улестить — стряпню похвалишь, и баба тает уже. А если скажешь, что она еще и красавица писанная, так она вообще поплывет, замлеет от радости… — Так, а отчего не сказать. — усмехнулся Шык: — Скажу: таких красавиц, как у вас тут, в Лысой горе, отродясь встречать мне не приходилось! А то, что красивы вы не обликом внешним, а душой своей, так это дела не меняет! Незванна покивала, мол, услыхали мы слова твои, волхв, а потом махнула рукой: — Пора к омуту иттить, Стана там уже, и другие тож. К пещерке, где находился омут, вела извилистая и тесная нора, вроде той, по которой Луне за драгоновой смертью идти пришлось. Рослый Зугур еле-еле продирался через прихотливые изгибы норы, обдирая плечами покрытые плесенью камни стен. Наконец добрались. Луня увидел почти круглую пещеру, в центре которой располагался Мертвый омут, словно вбил кто в каменный пол бочку с черной водой, вбил по самый край. Вот только не было, Луня знал, у той бочки дна… Над мертвой водой курился желтоватый в свете лучин дымок, завивался спиралью и уходил вверх, в сереющее маленьким пятнышком сквозь пролом в горе где-то далеко наверху небо. Здесь, у Мертвого омута, Седые вверяли души свои Алконосту, творили обряды, приносили жертвы. Сюда же приводили тех, кто желал с вещуном поговорить, будущность узнать. Не всех приводили, разборчивы были старухи, но вот их — привели… Седые стояли вдоль стен, закутанные в серые шерстяные платки, Луне даже показалось, что это не живые люди, а идолы, накрытые покрывалами. Чей-то заунывный голос тянул чаровную песню: …И закрылися очи ясные, Очи ясные, зоркоглядные. Перестало тут биться сердушко, Опустилися белы рученьки. Пал на земь сыру славен Стра, яр вой, Муж среди мужей, Пера-бога сын. И душа его белой зирочкой Понеслась отсель в небо дальнее, Понеслася она в небо дальнее, Запредельное, заповедное. Там встречал ее Алконост-Вещун, Алконост-Вещун, Зирок проводник. Брал он зирочку Стра Перовича, Брал за крылушко белоперое. «Ты скажи-скажи, зирка-зирочка, Что за жизнь была у тебя внизу? Коль забыла ты чтить богов людских, Коль губила ты жизни людские, Полетишь тогда ты в далекий путь, Вкруг земли большой, в пекло Ныево! Ну, а коль жила по укладу ты, Улетишь тогда в светел Ирий-сад, Там среди других предков родовых Будешь жить всегда светло-благосно!» Отвечала тут зирка-зирочка: «Я богов людских чтила истово. Не губила я жизни людовы, А губила лишь погань лютую, Защищая род, землю-матушку, Защищая жен, малых детушек!» Как взъяриться тут Алконост-Вещун: «Почто хочешь ты обмануть меня?! Когда молод бы Стра свет-Перович, Утопил же он деву в омуте! Вся вина ее лишь в одном была В ней любовь зажгла Лада-Ладонька!» Отвечала тут зирка-зирочка: «Стра свет-Перович не виновен в том! Замышлял та девка бесстыжая Извести жену Стра свет-Перовича, Извести его малых детушек, И самой возлечь возле мужа Стра! Вот за то ее темной ноченькой И пустил он в омут на реченьке, А теперь же ты, Алконост-Вещун, Навсегда сгубить хочешь зирочку!» Не задумался Алконост-Вещун, Ни на миг един не замыслился. Он повел крылом и сказал тогда: «То, что дева та неразумная Сотворить хотела ужасное, То ее вина, ей за то платить, И она расплатилась уж — смертушкой. А вот зирочка славна мужа Стра За СВОЮ вину в пекло Ныево Станет путь держать, вкруг земли лететь, Чтобы сгинуть там в веки вечныя!» Так сказал-пропел Алконост-Вещун, Затворил небеса недолетные, И помчалася зирка мужа Стра Прямо в жар-огонь пекла Ныева… Былинная песнь кончилась. Луня уже слышал ее раньше, но тут невольно еще раз подивился той необъяснимой прихотливости, с которой устроен мир за то, что хотел сделать один человек, потом расплачивается другой. А вот если бы не убил Стра свет-Перович воспылавшую к нему любовью деву, она извела бы его жену и детей — и поплатилась бы за это посмертием своим, зато земную жизнь провела в любви и счастии. В былине же все случилось наоборот… Тут один из завернутых в ткань идолов у стены зашевелился, выступил из полумрака на свет, и Луня узнал Стану. — Не передумал ли, Шык? — спросила она, обращаясь к волхву: — Готов ли? С Алконостом говорить, сам знаешь, непростое дело… — Не передумал, бабушка. — твердо сказал Шык: — Поганств подлых сроду я не делал, а уж если что другое в жизни моей Алконосту не глянется, так тому и быть, пусть сам решает. |