Книга V., страница 62 – Томас Пинчон

– Раф, – тихонько позвал он.

Синьор Мантисса глянул вверх и вздрогнул.

– Minghe, – произнес он, рассмотрев ухмыляющегося Годольфина. – Старина англичанин. Эй, там, впустите его. – Цветочник, багровый и недовольный, отпер дверь черного хода. Годольфин быстро вошел и обнялся с Мантиссой; Чезаре поскреб в затылке. Цветочник запер дверь и ретировался за раскидистую пальму.

– Долгим был путь из Порт-Саида, – сказал синьор Мантисса.

– Не таким уж долгим, – ответил Годольфин, – и не слишком далеким.

Это была дружба, которая не ослабевает, несмотря на пространства, разделявшие друзей, и пустые годы друг без друга; гораздо более существенным здесь было переживаемое вновь и вновь, внезапное и беспричинное ощущение родства, возникшее однажды осенним утром четыре года назад на угольном пирсе Суэцкого канала. Годольфин в парадной форме, великолепный и непогрешимый, готовился инспектировать свой корабль, а предприниматель Рафаэль Мантисса наблюдал за целой флотилией лодок, грузивших провизию, которую он месяцем раньше по пьянке выиграл в баккара в Каннах; их взгляды встретились, и каждый увидел в глазах другого такую же оторванность от корней и знакомое католическое отчаяние. Они стали друзьями прежде, чем перемолвились словом. Вскоре они вместе ушли, напились, рассказали друг другу о своей жизни, подрались и, удалившись от европеизированных бульваров Порт-Саида, нашли временное пристанище в трущобах среди всякого сброда. Клятвы в вечной дружбе, обряды кровного братства и прочий вздор просто не понадобились.

– Что стряслось, дружище? – спросил синьор Мантисса.

– Помнишь, – ответил Годольфин, – как-то я рассказывал тебе об одном месте: о Вейссу? – Это было не совсем то, о чем говорил Годольфин сыну, специальной комиссии или несколько часов назад Виктории. Беседуя с Мантиссой, он словно делился впечатлениями с приятелем-моряком об увольнении в хорошо знакомый обоим портовый город.

– М-м, – понимающе промычал синьор Мантисса. – Опять.

– Ты, я вижу, занят. Расскажу позже.

– Ничего, ерунда. Готовлю дерево Иуды.

– Другого у меня нет, – пробурчал цветочник Гадрульфи. – Я толкую ему об этом уже полчаса.

– Он торгуется, – свирепо сказал Чезаре. – Теперь он хочет двести пятьдесят лир.

Годольфин улыбнулся:

– Для какого противозаконного трюка требуется дерево Иуды?

Синьор Мантисса выложил все без малейших колебаний.

– И теперь, – подытожил он, – нам нужен дубликат, который мы подсунем полицейским.

Годольфин присвистнул:

– Значит, ты сегодня сматываешься из Флоренции?

– В любом случае отплываю в полночь на речной барже – да.

– А найдется место для еще одного?

– Дружище, – синьор Мантисса ухватил Годольфина за бицепс – Для тебя? – Годольфин кивнул. – Ты попал в беду. Ну, ясное дело. Мог бы и не спрашивать. Даже если бы ты явился без спроса, а капитан баржи стал возражать, я бы убил его на месте. – Старик Годольфин усмехнулся. Впервые за всю неделю он почувствовал себя в относительной безопасности.

– Позвольте мне внести пятьдесят лир, – предложил он.

– Этого я позволить не могу…

– Бросьте. Берите ваше дерево. – Надутый цветочник молча сунул деньги в карман, прошаркал в угол и выволок из-за густых зарослей папоротника дерево в темно-красной кадке.

– Втроем справимся, – сказал Чезаре. – Куда?

– К Понте-Веккьо, – ответил синьор Мантисса. – А потом к Шайсфогелю. Помни, Чезаре, действуем решительно, выступаем единым фронтом. Нельзя позволить Гаучо запугать нас. Возможно, придется применить его бомбу, но от деревьев Иуды пока отказываться не будем. И лев, и лиса.

Они расположились вокруг кадки и подняли ее. Цветочник открыл и придержал для них заднюю дверь. До переулка, где поджидал экипаж, то есть метров двадцать, они несли кадку на руках.

– Andiam' ^[142], – крикнул синьор Мантисса. Лошади пошли рысью.

– У Шайсфогеля я через пару часов встречаюсь с сыном, – сообщил Годольфин. Он едва не забыл, что Эван, вероятно, уже в городе. – Думаю, в пивной безопаснее, чем в кафе. Хотя, пожалуй, все равно опасно. За мной гонится полиция. А кроме них за этим заведением могут следить мои враги.

Синьор Мантисса лихо повернул направо.

– Чепуха, – бросил он. – Доверься мне. С Мантиссой ты в безопасности, я сумею защитить твою жизнь не хуже своей собственной. – Годольфин промолчал и лишь согласно кивнул головой. Он обнаружил, что ему отчаянно хочется увидеть Эвана. – Скоро ты увидишь сына. Будет радостная семейная встреча.

Чезаре откупорил бутылку вина и затянул старую революционную песню. Со стороны Арно подул ветер и слегка растрепал волосы синьора Мантиссы. Они полным ходом двигались к центру города. Унылая песнь Чезаре таяла в кажущейся пустоте улицы.

Англичанина, который допрашивал Гаучо, звали Стенсил. Спустя некоторое время после захода солнца он, погрузившись в собственные мысли, сидел в глубоком кожаном кресле в кабинете майора Чепмэна; его видавшая виды алжирская трубка из корня верескового дерева, оставленная без внимания, давно погасла в стоявшей рядом пепельнице. В левой руке он держал дюжину деревянных ручек, оснащенных новыми блестящими перьями, а правой методично метал их в большую фотографию нынешнего министра иностранных дел, висевшую на противоположной стене. Пока ему удалось попасть в цель лишь однажды – прямо в лоб министра, отчего его шеф стал похож на добродушного единорога. Это было забавно, но вряд ли могло исправить Ситуацию. А Ситуация в данный момент, откровенно говоря, складывалась препаршивая. Более того, она была, по всей видимости, безнадежно загублена.

Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет шумно вошел долговязый тип с преждевременно поседевшей шевелюрой.

– Его нашли, – сообщил он без особого энтузиазма. Стенсил вопросительно поднял взгляд, приготовленное для броска перо застыло в его руке.

– Старика?

– Да, в «Савойе». Девушка, молодая англичанка. Заперла его в номере. Она только что рассказала об этом. Сама пришла в консульство и все преспокойно выложила…

– Идите и проверьте, – перебил его Стенсил. – Хотя, скорее всего, он уже сбежал.

– Не хотите ее увидеть?

– Симпатичная?

– Вполне.

– Тогда нет. Дела и так обстоят неважно. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Так что займитесь ею сами, Демивольт.

– Браво, Сидни. Долг превыше всего, верно? Святой Георгий, и никакой пощады. Точно. Ну, я пошел. Только не говорите потом, что я не предоставил вам шанса.

Стенсил улыбнулся: