Книга Зимопись. Книга вторая. Как я был волком, страница 28 – Петр Ингвин

Смотрик призывно махнул нам рукой с развесистого дерева, которое занял единолично.

– Что-нибудь понимаешь? – прошептала Тома.

– Разберемся, – пообещал я, подхватывая ее за бедра и поднимая к ветвям.

Простейшая ассоциация к увиденному – птичьи гнезда. У нас на глазах Смотрик делал аналог такого гнезда, масштабированный под наши размеры. Толстые ветви сгибались, надламывались и в нужном направлении переплетались с мелкими. Постепенно получался жесткий каркас. Уловив систему, Тома стала помогать, тоже вставляя и вплетая что-то. Я просто сидел, болтая ногами на высоте четырех метров. Посмотрю, что получится, в следующий раз попробую повторить. А то и улучшить.

Готовый каркас напоминал гигантский гамак в ветвях. Смотрик с Томой принялись заваливать его пышными ветками и просто листьями. Здесь я подключился. С неописуемым удовольствием мы упали в получившуюся перину. Божественно! И непонятно: почему в остальное время нужно спать в какой-то студеной пещере, если придуман такой замечательный способ?

Не мне указывать вожаку. Возможно, я чего-то не знаю. В том, что нравится, человек всегда видит плюсы, а в обратном – исключительно минусы.

Удалось даже укрыться. Мы завалились ветками, зарылись в листья. Блаженство.

– Спим, – строго сказал я. – Именно спим.

Тома обиженно надула губки:

– Неужели думаешь, что после всего…

– Мое дело не думать, а ликвидировать возможные угрозы. Если что – ликвидирую. Красивых снов.

– Красивых.

Мозги почему-то спать не собирались. Они поскрипывали, обрабатывая информацию, делая выводы, выталкивая наверх незавершенные дела и мысли.

– «Не думать, а ликвидировать» – неправильно сформулировано, потому что думать – тоже, – на всякий случай добавил я в давно установившуюся тишину. – Думать – в первую очередь.

Руки, ноги и спина с удовольствием вытянулись на закачавшейся конструкции. Какое замечательное качество для нашей ситуации. Незаметно не побалуешь.

Тома закрыла глаза. Ей было тепло. И мне тепло. И Смотрику, который одновременно жался к Томе и сторонился ее, стараясь не провоцировать меня. Казалось, его напугало страшное слово «ликвидировать».

Тепло в устроенном на ветвях гнезде сохранилось до утра. Даже усилилось. Я знал, почему. Нет, не от дурных мыслей, на самом деле это так называемый эффект парника, брожение зеленой массы. В свое время по телеку рассказывали, что обезьяны, накидавшие подобный парник, никогда не спят два раза на одной подстилке. Негигиенично.

Но один раз – шикарно. После месяцев-то на каменном полу, пусть и слегка прогретом теплым климатом.

Утро выдалось предельно счастливым. Стая нехотя просыпалась. Наконец, раздался командный рев вожака, и все завертелись, как ужаленные, в пару минут собравшись для очередного перехода.

Остановки совершались лишь пощипать травки и наковырять калорийных червей. От голода такой перекус не спасал. Длинная вереница человолков двигалась сквозь лес в какую-то определенную точку. Вожак знал эти места. Видимо, знал и опасности, отчего соблюдались невиданные меры предосторожности: человолки передвигались исключительно след в след, передние, раздвинув деревца или ветви, передавали их следующим, последние возвращали зелень на место, ничего не надламывая и не срывая даже листика.

Один раз миновали лесную проплешину, на краткий срок выглянув наружу. Вдалеке поднимались дымки. Вожак глухим рыком заставил всех держаться за деревьями и не высовываться.

Наша цель проявилась внезапно. Отделенный от леса просекой, манил наливными плодами яблоневый сад. Оглядевшись и принюхавшись, вожак глухо скомандовал:

– Рр!

Стая понеслась к деревьям. Слюна текла ручьем, когда я добрался до первого яблочка. Хруст вокруг поднялся такой, словно ураган ломал заборы и крушил в щепки деревянные постройки.

– Ррр! – лапа главной самки указала на ближайший склон горы.

В удобном для наблюдения месте разгорался дымный костер. Очень дымный.

Сигнальный.

Вслед за вожаком, напихав полный рот истекающей соком мякоти, стая бросилась наутек.

Тома неслась за Смотриком. След в след. Скулы работали жерновами, ошалелые глаза уперлись в приятеля, ноги и руки поочередно взбрыкивали в недавно освоенном галопе. Очень быстрый способ передвижения. Даже слишком. Насилу догнав, я пристроился в хвосте и боднул головой, ибо больше нечем.

– А?

– Люди. – Я мотнул назад отросшей за несколько месяцев гривой.

Тома очумело притормозила.

– Люди… – повторила она, постепенно возвращаясь в человечью реальность из звериной.

– Нужно отстать.

– Это… все? Все кончилось, да? – В ее глазах влажно блеснуло. – Мы у людей?

Она повернулась к тоже остановившемуся впереди и переминавшемуся с ноги на ногу Смотрику.

Вот и прекрасно, подумал я. Давай, родная, делай выбор между телом и душой. Только быстрее.

Сцена вышла душераздирающей. Никто не двинулся с места. Тома и молодой человолк просто смотрели друг на друга. Смотрели… и ничего больше. Словно в пустыне на последний глоток воды. Как же они смотрели! Застывшие тела можно было щипнуть – вряд ли они заметили бы. Их взгляды не отрывались и даже не мигали.

У меня в ушах зазвучала всплывшая из глубин памяти чувственная мелодия, пробравшая до мурашек. Меня словно в кинотеатр переместили, на первый ряд. Сцена прощания влюбленных, которые больше никогда не увидят друг друга.

– Эгегегеэ-эй! – донеслось сзади.

В самку с поврежденной ногой, хромавшую последней, воткнулась стрела. Человолчица распласталась по траве. Зелень окрасилась красным, хлынувшим изо рта.

Вот же блин со скипидаром. Выбор сделали за нас. Я толкнул Тому вперед, вновь набирая темп.

Самец, напарник убитой, жутко взвыл, словно у него вырвали сердце, и бросился к трупу.

– Что делать? – бурно дыша, просипела Тома.

– Ждать момента. Сейчас опасно.

Вожак уводил стаю прежним путем. Он возглавлял колонну, следом неслись его подруга и главные самцы. Никто ни за кем не следил, спасение утопающих стало делом рук самих утопающих. Шанс настал.

– Сейчас будут заросли сныти, – вспомнил я дорогу, которой мы пришли, – ныряем влево.

Тома кивнула. Впереди замедлился Смотрик, он словно почуял наше намерение. Сзади напирали Пиявка и молоденький самечик Невезун. Я прозвал его так из-за способности всегда оставаться последним среди равных. Он проигрывал всем, кроме Смотрика, который не связывался ни с кем. Для выживания позиция, возможно, правильная, но моей душе категорически несимпатичная. Герой умирает один раз, а трус – постоянно. Выжидая, не победишь, а силы, чтобы побеждать, дает борьба. Если борешься и не сдаешься – это и есть сила. С этой точки зрения Смотрик был слаб. Хотя…