Книга Зимопись. Книга вторая. Как я был волком, страница 38 – Петр Ингвин

Кто-то нагонял нас. Несколько человек, судя по шагам. Я прислушался внимательнее. Трое. Двое грузных, один легкий.

– Дрыкан, пропусти, – донесся сзади мужской бас.

– Я не по своей прихоти, – с недовольством обернулся Дрыкан. – Срочное дело, приказ Вечного

– А у нас незаконченное вчерашнее, – сообщил голос.

– А-а, вы с новенькой. – Дрыкан посторонился сам и взглядом потребовал того же от меня и охраны.

Мимо прошествовали две копии нашего Дрыкана по одежде и раскраске. Под руки они вели девушку. Или девочку. Юное создание не старше меня, опустившее лицо и прятавшее взгляд. Одеждой девушке служило обернутое по кругу от подмышек до бедер полотнище из светлой мягкой материи. Полотно прилипло к мокрому телу, прорисовывая его. Поблескивавшие капельками голые ноги ступали с опаской и усталостью, на каменных ступенях оставались влажные следы. С тела и волос капало. Удалившаяся вперед фигура оставила за собой флер той самой теплой сырости, которую я определил как банную. И, видимо, не ошибся, девушку вели именно оттуда, запах и влажность это подтверждали.

Дрыкан медленно побрел следом за ушедшими, я и охрана за ним – теперь не спеша.

Закончился подъем огромным помещением, которое я сразу обозвал для себя главным залом. Неровные своды говорили о природном происхождении помещения, они сходились выше, чем в самых больших виденных мною храмах. Свет падал из огромного прямоугольного проема, что выходил наружу. Наверное, именно он располагался в горе по центру над забором, по размеру и высоте – самое то. Стены казались идеально ровными, хотя когда-то, видимо, тоже были частью огромной пещеры. Полы – хорошо обработанный камень со странными прямоугольными выемками, сделанными словно специально, чтобы отвлекшись или двигаясь в темноте сломать ноги. Из зала выводило еще три выхода: один на другую сторону от окна, два вглубь. В каждом стояло по краснорожему лучнику.

Поднятая рука Дрыкана остановила нас перед входом в зал.

В центре поражавшего величественностью и простотой зала располагался трон. Как еще назвать блестящее золотом резное кресло с высокой спинкой и подлокотниками? Поразило не только внезапное появление мебели, как привета из другого мира. Второй привет – из другого времени, потому что следующее потрясение – трон оказался металлическим. То ли и вправду золотым, то ли надраенным до блеска.

На троне небрежно раскинулся в свободной позе мужчина преклонных лет. Среднего роста, почти лысый, если не считать уходящего от висков на затылок седого пушка. Суховатый и сутулый. Веера глубоких морщин раскрылись у глаз, которые казались провалами на худом лице. Над колючим взглядом нависал мощный лоб. И никакой раскраски. Зато. Одежда троносиделца была из качественной цветной ткани явно не местной выделки. Он сидел в длиннополом халате, ярко-красном, с золотыми отворотами, достигавшем пола, из-под халата виднелись остроносые тапочки. Талию опоясывал позолоченный ремень. Явно не веревочный.

Дойдя до трона, более толстая и более худая копии Дрыкана поставили девушку перед очами главного.

– Твое желание исполнилось, – хорошо поставленным голосом провозгласил человек с трона. – Миледа!

Однако, они тут все актеры. Если бы что-то подобное постарался выдать я, услышали бы только рядом стоящие. Или пришлось бы орать. А человек просто говорил – немного пафосно, но положение, как говорится, обязывает.

Усталое лицо девушки просияло. Дрыканообразные согнулись в поклоне, царственная ладонь троновладельца опустилась на макушку девушки:

– Беззаботное детство кануло в вечность. Пришло время и бремя обязанностей.

Девушка пугливо кивнула:

– Я знаю закон.

– Что тебе предстоит?

– Остаться во дворце. Служить словом и делом.

– До каких пор?

– Пока не придут новые равные.

– Хорошо. – Лысо-седая голова величаво склонилась с бесконечной, как Вселенная, доброжелательностью во взоре. – Миледа! Отныне и вовеки веков, да пребудет так.

Девушку увели в левый глубинный коридор. Пришла наша очередь на аудиенцию. Гладко тесанный каменный пол почти не разносил звука шагов. Дрыкан бухнулся на колени, лбом в пол и распростерши руки:

– Пребудь в веках и поколениях, Великий Фрист, Святой и Вечный!

– Встань, – поморщился сидевший, явно уставший от славословия.

Вождь, старейшина, правитель-управитель, жрец, божество? Судя по отношению к нему, все в одном лице. Фараон. Обожествленный царь.

– Говорун? – осведомилось его величайшество, пристально вглядываясь в меня.

– Он. – Приподнявшийся Дрыкан вновь поклонился в пол.

– Говоришь? – не обращая на него внимания, спросил меня Вечный Фрист.

– И говорю тоже.

– С детства?

– Мама с папой научили.

– Неужели?

Чужой щупающий взгляд скрупулезно пробежал по моему телу. Я поежился. С губ сорвалась давно мучившая просьба:

– Можно дать мне какую-нибудь одежду?

– Нет.

– Любую тряпку, чтобы прикрыться. Мне неудобно.

Фрист повернулся к Дрыкану:

– Его я видел за работой в поле и на бревнах?

– Его. Я несколько раз уточнял. Специально оставили с повязкой.

Правитель повернулся ко мне.

– Тебе не нужна одежда.

Я возразил:

– Нужна. Меня ее лишили.

– Кто?

– Стая. Человолки. Мне пришлось жить с ними некоторое время.

– Смешные слова. Но смысл понятен. Скажу так: ты обманываешь.

– Нет!

– И сам обманываешься, – остановила меня поднятая ладонь, взметнувшая за собой парус широкого рукава. – Вопрос надо ставить по-другому. Одежды тебя лишили не «кто», а «что». А именно – обстоятельства непреодолимой силы. Так?

– Точно!

Уголки старческих глаз собрались хитрыми ветвистыми кустиками.

– Значит, однажды между жизнью и одеждой ты выбрал жизнь. Считай, что снова стоишь перед тем же выбором. Хранитель.

– Да, Вечный Фрист? – откликнулся на новое для меня слово Дрыкан.

– Можно сжечь ровза одетым?

– Вам решать. Насколько я знаю, прямого запрета нет.

Фрист обернулся ко мне:

– Продолжим разговор в натуральном виде или пойдешь с Дрыканом на костер, зато одетым?

– Продолжим, – буркнул я.

– Заскоки были? – Фрист вновь смотрел на Дрыкана.

– Только говорливость. В остальном спокоен, умерен, терпелив.

– Хорошо. Идите.

Взмах правительственной руки отпустил хранителя с приведшими меня стражниками. Остались те, которые стояли в глубине расходящихся тоннелей. Теперь их луки смотрели на меня, одновременно все. Любое неверное движение будет последним. И плевать, что наконечники каменные. Мне, дитю технологий двадцать первого века, хватит.