Книга Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном, страница 44 – Петр Ингвин

Церемония закончилась. Меня с Любой поставили рядышком на первую телегу и без особых приключений доставили обратно. Ясну с ребенком временно переселил к себе кто-то из соседей, и празднично украшенная цветами и разноцветными лентами хозяйственная постройка оказалась в нашем с Любой распоряжении – именно туда вела нас толпа. С сегодняшнего дня, как понимаю, помещение с сеновалом превратилось в жилье для новобрачных.

Жаль, что убегайка отныне вне досягаемости. У меня было, о чем спросить, а у нее, единственной из ближнего окружения, имелось, что ответить. Пусть даже иногда соврет. Любая информация о Большом мире все равно была для меня бесценной. И какой ей прок обманывать теперь, когда все уладилось?

С песнями и танцами меня с Любой проводили внутрь, и после не совсем приличных пожеланий створки хлипких дверей-ворот затворились. Все отправились на праздничный ужин, а молодым он, видимо, не полагался. Впрочем, в углу обнаружились кувшин с питьем и тот пирог, с которым днем до дому носилась женщина.

Мы остались вдвоем. Я чувствовал, как неодолимое желание постепенно выключает в организме все, что еще сопротивлялось пожару. Неправильность, иллюзорность и полное безумие происходящего сводили с ума. Сон наяву. Я – муж. Передо мной – жена, готовая к исполнению любых фантазий. Да что там готовая, требующая их! Ситуация замерла в позиции висельника, из-под которого выбили табурет, а веревка еще не натянулась. Человек застыл в воздухе. Словно в остановленном видеоролике стартовала ракета: при нажатии кнопки «пуск» виртуальный объект рванет вперед и ввысь, а настоящий, если его действительно остановили, грохнется оземь. С природой не поспоришь.

А надо.

– Ты должен снять с меня убранство невесты и осуществить права мужа, – тихо донеслось из-под фаты-занавески. – Не хочешь?

– Хочу. – Мой вздох пошевелил сено и обрисовал полные выпуклости под тканью, которую пальцы Любы больше не придерживали изнутри. – Еще как хочу, но тогда я действительно стану мужем, и весь этот фарс станет настоящим.

– Это не фарс.

Люба переступила с ноги на ногу и зачем-то завернулась плотнее. Все спрятанное проступило во всей красе. Невероятные пружинистые роскошества колыхались, подзуживая, просились в руки и сообщали, что ничуть не возражают против такого времяпровождения. Мои ладони сами тянулись к горам белого шоколада. Сознание плавилось, текло и пузырилось, будто под кислотный дождь попало. Я с трудом отвел взор.

– Это фарс. Меня заставили и даже не спросили.

Колени дрожали так, что пришлось опуститься на сено. Сердце рвалось в высоты, о которых даже подумать страшно. С воцарением в сердце Зарины уже не хотелось подросткового гусарства, когда в доказательство своей фиктивно-дефективной «взрослости» можно (а перед друзьями – нужно) казаться «мачо», брутальным мэном, который собирает трофеи, где только возможно. И где невозможно – тоже, что особо котируется у некоторых особей мужского пола, воображающих себя мужчинами. Неужели новый мир настолько изменил меня? Или я повзрослел?

– Ты мой муж. – Воздушные шарики, наполненные веселящим газом, который совсем не газ, увесисто подпрыгнули, когда Люба отважно сделала шаг ко мне.

– Я люблю другого человека. Значит, не могу быть твоим мужем.

Пришлось отвернуться, чтобы не нервировать ни себя, ни Любу.

Не будь мое сердце занято, разве сомневался бы я, что сделать в следующую секунду? Что-то внутри конфузливо сморщилось и похабно хихикнуло: дают – бери, бьют – беги, нормальный девиз нормального человека в любом считающем себя нормальным государстве.

– Ваня! – нарушил тишину голос Немира. – Выйди, разговор есть.

Я виновато развел руками, одновременно испытывая облегчение.

Снаружи стемнело. Убранство дома, забора и сарая напоминало о празднике, которого я не ощущал. Народ шумно гулял в доме, в калитку почти беспрерывно кто-то входил-выходил. Кузнец подхватил меня под локоть, и мы отошли подальше, чтобы разговора не слышали ни в доме, ни с улицы.

– Меня с самого начала не покидало ощущение, что долго ты у нас не задержишься, и не зря. Люба все рассказала. Теперь слушай сюда. Сделай мне внука и уматывай, куда хочешь, в обиде не буду. Солдаток много, и Любке проще быть такой же соломенной вдовой, чем в девках сидеть. – Когда эмоции выплеснулись, лицо кузнеца посерьезнело. – Где твоя суженая, о которой ты говорил Любе?

– Нас с Марьяной вынесло на этот берег… А остальных, скорее всего, прибило в противоположному.

– Можешь забыть о них, Каиново племя никого в живых не оставляет.

– Мне об этом говорили не раз, но сердце приказывает отправиться туда и убедиться. Если существует хоть маленький шанс…

– Шанса нет, – перебил кузнец, покачав русой бородой. – Ни единого.

– Пока я жив, а тот берег существует – есть.

– Знаешь, кто ты? Упрямый самоубийца. – Довольная улыбка раздвинула заросшие щеки Немира. – Но таким ты мне нравишься. Если не найдешь суженую и останешься в живых, к дочке моей вернешься?

– Скажу так: не исключаю такой возможности, ведь в других местах по эту сторону реки меня примут гораздо хуже.

– Спасибо за честность. Очень взрослые рассуждения. Не наврал, что тебе всего четырнадцать?

Я посмотрел кузнецу прямо в темные затягивающие зрачки:

– Это имеет значение?

– Уже нет. Не хотел жениться? Понимаю. Когда вернусь, дам тебе все, что понадобится, и сам отвезу на ту сторону. Главное, не делай глупостей до моего возвращения. За сестренку свою не беспокойся, за мной ей будет хорошо, не обижу. А я – в путь, сейчас же. Если не уйти в ночь, в разгар свадьбы в собственном доме, другой возможности не будет – утром перехватят.

Потрепав меня по голове жилистой пятерней, кузнец ушел. Я поглядел на дом, где с другими детьми Немира и гостями осталась царевна, и нехотя вернулся в «семейное гнездышко».

Покрывало вместе с ободом валялись на полу. Люба зарылась в сено, как тогда, при похитителях. Такая же копна с глазами. Я прилег в противоположной стороне и тихо сообщил:

– Немир ушел к конязю за правдой. Знаешь?

В пряном ворохе Люба кивнула, отчего часть маскировки осыпалась.

– Хотелось бы узнать, что он скрывает, – вбросил я на всякий случай. Вдруг сработает? – Нас всех это тоже касается, если то похищают, то следят, то угрожают.

Сработало. Люба развернулась, и донесся глухой ответ:

– Отец рассказал Постнику, а он мне. В свое время в Еконограде отец сделал вещь, которую другие мастера не могут вскрыть, чтобы не сломать. Папы хотят второй ключ.

Всего-то? Но если папы приказали, а кузнец ослушался…

– Это нечто принадлежит конязю? – догадался я.

Сенная укрывалка уже осыпалась полностью, в ночи ярким пятном белела верхняя половина Любы. Это ее не смутило. Она не стала вновь сгребать развалившиеся охапки, взгляд гордо сказал: смотри. Любуйся. Запоминай. Если отказываешься сейчас – выжигай в мозгах эту картинку паяльником желания, чтобы, наконец, решиться на шаг, за которым небеса… или бездонная пропасть. Кому как повезет. Никто не знает, пока не попробует.