Онлайн книга «Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном»
|
– Подожди, я сейчас. А ведь они почти ушли. Бывшая занозовладелица развернулась, перенаправив стопы прямо в наши дебри. Спираль разговора начала новый круг: – Надоело по ночам от мальчишек защищаться. Этот Артем такая сволочь… – Не надо, никакая не сволочь. – Оставшаяся в одиночестве пышка принялась лениво водить ступней по траве. – А вот и сволочь! Еще какая! – В трех метрах от наших распластанных тел девица вновь повернулась лицом к подруге, присела на корточки, задранный балахон взлетел на талию. Как, подойдя практически вплотную, можно было нас не заметить?! А вот ведь. Чтобы видеть, нужно смотреть, а девчонку занимало другое. Она увидела бы только нечто внезапное, среагировав на движение. Вторая после некоторого размышления и совета с собственным организмом тоже направилась к нам. Не именно к нам, а к лиственной завесе, скрывавшей меня и Марианну от вида со стороны. Для нас это не имело значения, до оглушающих воплей, визга и привлечения внимания всего побережья осталось шесть шагов… Пять… Четыре… Шагающее олицетворение неизбежности достигло точки бифуркации, после которой события развиваются лавинообразно, и остановилось точно на границе тишины и паники. Олицетворение развернулось на месте и примостилось в каком-то полуметре от замершей в естественном процессе первой госпожи Невнимательность. Руки второй так же приподняли подол, обшитая рюшечками рубаха собралась складками на талии, которая тоже собралась складками – мощными, мясистыми, молочно-матовыми. Если судьба умеет хохотать, то сейчас она делала это, дважды обернувшись к нам задом. Большим и… очень большим. Как говорится, в тапера не стрелять, играет как может. То есть, говорю как вижу. Раньше в голову не могло прийти, что в подобном ракурсе человечий реверс может стать вдвое шире по сравнению с состоянием стояния. Пухлые выпуклости, прежде казавшиеся округло-овальными и напоминавшими взбитые подушки, обрели твердость и сошлись указывавшими вниз углами прилежащих треугольников. Точнее, треугольник получился один – тупым углом вниз, поделенный пополам и чуть скругленный. Треугольник! Всю жизнь мне казалось, что низ у присевшего человека – два полукруга, эллипса или, в крайнем случае, овала, но никак не треугольник. Фиговый из меня вышел бы художник. Я наблюдал с волнением естествоиспытателя, дорвавшегося до величайших тайн природы. Центральные ложбинки, в которых недавно спряталась бы пара ладоней, и никто бы не заметил, превратились в плоские вертикальные линии. Белое полотно на диптихе менее широкого холста в двух разнесенных в стороны местах имело странные темные разводы. Синяки? Девчонку били? Тогда – били ремнем с эллипсовидной бляхой. А эмблемой на бляхе явно был круг. Интересно, что что означает знак. Чей-то герб или знак Солнца. Или Луны. Мало ли. Вот если б двуглавый орел, якорь или звезда, я бы задумался. Марианна недвусмысленно накрыла мне глаза ладошкой. Я укусил за мизинец и движением шеи скинул препятствие, гневно поскрежетав зубами. Пронесся скоротечный бой взглядов, вылившийся в немой спор: «В лицо опасности нужно смотреть открытыми глазами!» – утверждал я, объясняя, что не пялюсь, как почему-то кажется напарнице, а тщательно отслеживаю ситуацию. «Так то в лицо!» – укоряло меня осторожное покачивание головы Марианны. «Уверяю, в большинстве случаев опасность выглядит именно так», – настаивал я. «Прямо вот так?» – прилетела указующая усмешка. «Либо кончается этим», – не сдавался я. – Артем не сволочь, а простой шкодник, – поддержала угасший разговор обладательница большей достопримечательности. – Шкодник?! А тебе синюшным соком глаза на попе рисовали?! – возмутилась пыхтевшая вторая. Я стремительно зажал рукой рот. Вот тебе и гербы. – И чего они лезут в наши шалаши? – Ну что ты взъелась. Просто повеселиться хотят. – Когда утром рожа в саже – по-твоему, это смешно?! – Меньший треугольник, похожий на место выгрузки у вагона для сыпучих грузов, начал обретать былые формы воздушного шара. Девица поднялась и оправилась. Из-под балахончика снова торчали лишь плотные загорелые икры. – Смотря как разрисуют. Иногда с такой фантазией, так забавно получается, даже здорово, – поддела ее пышка, тоже поднявшаяся и из горизонтального овала восстановившая объем в вертикальном. – Тебя, Кистена, меньше трогают. А мне всегда достается. Пончик по имени Кистена вздохнул и завистливо покосился на весело зашагавшую вдаль подружку, ответившую: – Неправда, они со всеми ведут себя одинаково. Помнишь, у нас кто-то одежду утащил и по верхушкам деревьев развесил? Не у одной же тебя. – Селили бы нас подальше от мальчишек. Или охрану поставили. Или дошло бы до конязя, как мы на отработке ночами мучаемся. Удалявшийся разговор снова перекинулся на правителя: – По-моему, блажь о боевой подруге – это все от потусторонних идет. Проклятое Каиново племя. Надо запретить даже смотреть в их сторону! Мамка говорила, мужики специально на берег ходят, на тех баб глядеть. Стыдоба и срамота. Глядя только друг на друга и, иногда, под ноги, подружки скрылись из глаз. На меня хлынул ливень царевниного укора, граничившего с презрением: – Так нельзя! Они ведь женщины! Тебе не стыдно? – Подслушивать? – Нагло рассматривать! Что за невезуха. И когда рулят мужики, и когда женщины, никогда нельзя. Почему именно мы, мужской пол, всегда в пролете? – А почему тебе можно? – искренне возмутился я. Решение сыграть обиду или устроить сцену проиграло главному женскому качеству: любопытству. – Ладно, забудем. – На меня вспорхнул вопрошающий взор. – Я не поняла, про что они говорили? – Мальчишки ночами в женскую общагу лазят, безобразничают. – Нет, я спрашиваю о том, что куда-то девиц приглашают. Вот что ее зацепило. Ну, дык, тоже девица, однако. Самая настоящая боевая подруга, аутентичная потусторонняя. – Местный царек проводит кастинг. Кстати, не хочешь попробоваться? Идеальный претендент. Красива, умна, физически развита, в боевых искусствах подкована. Ни дать, ни взять – боевая подруга, причем обаятельная и привлекательная. Марианна конфузливо сияла. Расплывшиеся в улыбке губки не удержали внутри неудобный вопрос: – А наложница – это кто? – Ну… – Я почесал затылок. – Как бы жена, но не навсегда, а пока есть чувства. – Странные отношения. Любопытные. Есть своя логика. А страннее всего, что мужчина выбирает женщину, тебе не кажется? – Так и должно быть, если уж мы оказались в мужском мире. Кожа на лбу Марианны взлетела, потянув за собой брови, веки, ресницы… На меня уставились круглые непонимающие глаза: |