Книга Воины света, страница 65 – Полина Ишина

Донцов сидел, наблюдая, как голубоватые клубы дыма от трубки вампира поднимаются к потолку. Вскоре терпкий аромат наркотика заполнил всю комнату, воздух сделался тяжелым и вязким, в голове шумело все сильней. Тотский же, казалось, почти не хмелел. Блаженно прикрыв глаза, он затягивался глубоко, и так часто, что даже в дурмане Сергей понимал – человек бы такого не выдержал.

– А тебе не может стать плохо? – наконец, спросил он, заставив вампира поднять взгляд.

– Плохо? Нет. – Стас снисходительно улыбнулся. – Только не от опиума. В худшем случае это будет похоже на крепкий сон: все погрузится во тьму, а затем я проснусь, испытывая лишь легкую слабость.

– А алкоголь? – с любопытством глядя на собеседника, поинтересовался Сергей. – Что ты чувствуешь, когда выпьешь слишком много?

Тотский вальяжно откинулся на подушки, на его губах играла самая довольная улыбка.

– Алкоголь действует слишком медленно и слишком слабо, чтобы я мог испытать дискомфорт. Моя кровь очищается быстрее, чем он успевает в нее поступать. Гораздо интереснее, те ощущения, которые дарит глоток вина или абсента. Я уже говорил, что мы чувствуем мир много острее. Я ощущаю все: тончайшие градации вкуса, неуловимые оттенки аромата, как приятное тепло разливается по всем капиллярам, заставляя сердце постепенно ускорять ритм. Это очень сложно передать словами, нечто вроде совершенной гармонии с самой сутью вина. – он опустил длинные ресницы и продолжил, с явным удовольствием растягивая каждое слово: – То же касается наслаждения вкусом пищи, ароматами и всеми другими чувствами. Тепло душистой воды, мягкая прохлада пены в полной ванне. Сладость нежнейшего суфле или горьковатый дым сигареты: все это дарит моменты ни с чем несравнимого наслаждения. Гуляя летом по улице, я замираю, попав в облако аромата цветущей липы или сирени. Испытываю восторг от созерцания золотистой пыльцы на тончайших тычинках в яблоневом цветке. Закрывая глаза, чувствую ласковые блики солнца на своих веках. В такие мгновения время для меня замедляет ход, и нет ничего прекраснее. Понять это, можно лишь ощутив.

Не поднимаясь с подушек, Стас сделал очередную затяжку и мечтательно улыбнулся.

– Но наивысшим удовольствием, конечно, является сексуальная близость. Когда женщина дарит мне ласку, я ощущаю ее прикосновения каждой клеточкой тела, слышу ускоряющееся биение ее сердца, малейшие перемены в дыхании, запахе, улавливаю неощутимые людям вибрации. Потому любовное наслаждение так же острее и ярче в десятки раз.

Донцов даже сглотнул, к лицу прилила кровь. Все это казалось каким-то уж слишком странным. Решив, что можно позволить себе еще затяжку, он приник к своей трубке. Откровенность беседы слегка смущала, зато теперь стало ясно, почему Тотский так ценит женское общество. Да и остальные его привычки так же получили логическое объяснение.

– Значит, секс, наркотики и рок-н-ролл? – хмыкнув, подытожил Сергей. – И как часто ты куришь опиум?

– Когда хочу немного расслабиться, – мягко ответил Стас.

– Как прошлой ночью? – Донцов испытующе взглянул ему в глаза.

Тотский улыбнулся.

– Нет, прошлой ночью были куда более тяжелые вещества, я никогда не предложил бы тебе такого, как и Кире.., пока. – он присел на подушках и добавил мечтательно: – Но совсем скоро она сможет испробовать все, и мы разделим с ней наслаждение.

Сергей нахмурился и покачал головой.

– Выходит, все пагубные привычки, вредные удовольствия и никаких последствий? Нет ни запретов, ни рамок?

– Только те, что я устанавливаю себе сам. – с беспечной улыбкой уточнил Стас.

Донцов помрачнел еще больше и внимательно взглянул на собеседника, стараясь понять, как такое вообще возможно.

– Но это как-то неправильно. – наконец, твердо заявил он.

– Это – прекрасно! – широко улыбнувшись, возразил Тотский.

Сергей выпрямил спину, отложил подальше трубку из слоновой кости и вновь взглянул в замутненные наркотиком глаза вампира:

– И что же в итоге? Вечная жизнь ради бесконечной череды коротких моментов наслаждения?

– Почему бы и нет? – все так же беспечно парировал Стас.

Донцов отвел взгляд и удрученно уставился на изящную опиумную курильницу.

– Жить сотни лет без цели, без идеалов, без любви… Разве не это самая горькая участь? – задумчиво спросил он.

Тотский тоже присел на подушках и стал заметно серьезнее, даже начал казаться старше.

– Никто не живет без цели, сотрудник, – с легкой иронией возразил он, – Просто у каждого она своя.

– И какая же у тебя цель? Какое предназначение? – внимательно наблюдая за реакцией вампира, вновь спросил Донцов.

Стас мягко улыбнулся и прикрыл глаза.

– Я попробую объяснить, хотя человеку, возможно, не просто будет это понять. – он устроился поудобнее и поднял свою трубку, изящно зажав ее между пальцев, – Много лет назад в моей жизни произошел переломный момент, именно после него я и осознал свое высшее предназначение.

Это случилось в самом конце мая тысяча девятьсот пятнадцатого. Я жил под Варшавой в доме своего детства, в который вернулся спустя тринадцать лет. Никто не задавал вопросов, ведь юного графа д' Морне уже мало кто помнил, а я сказался его племянником.

Стас грустно улыбнулся, сделал очередную затяжку и продолжил:

– Моей спутницей тогда была юная Ивона Войцеховская, девушка, обладающая редким даром творца.

Я встретил ее в Варшаве на поэтическом вечере: по-детски угловатая фигурка, слишком острые плечи и короткие темные волосы. Она не была красавицей. Но как только Ивона начала читать первое четверостишье, ее облик словно преобразился. Я никогда не слышал ничего подобного, в ее поэзии был скрыт огонь, способный растопить даже самое ледяное сердце. Спустя пару дней она уже переехала в мой особняк.

Как драгоценному камню, ей требовалась достойная оправа и вскоре почти все мужчины находили, что в ней есть особая грация и неповторимый шарм. Я наслаждался ее поэзией, в ней чувствовалась энергия и природная сила, которую ничем нельзя укротить.

Вдохновленный ее талантом, я сам пробовал писать сонеты, но, несмотря на правильную рифму и грамотный слог в них никогда не было самого главного – души. Перечитав написанное, я просто кидал листы в камин без малейшего сожаления.

Откинувшись на подушки, Тотский меланхолично вздохнул и вновь поднес трубку к губам.

– Пойми, сотрудник, можно научиться рифмовать слова, играть на фортепьяно и писать сносные акварели, но научиться создавать шедевры невозможно. Однако я мог удовлетворить тягу к прекрасному, тем, что создавали другие.

По этой причине мы с Ивоной часто собирали в особняке свет творческой элиты. Молодые художники, писатели, поэты и музыканты проводили долгие вечера в нашем доме, творя свое волшебство.