Книга Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова, страница 99 – Алексей Моторов

— И что мне теперь делать? — самого себя спросил мужик.

— У вас паспорт с собой? — поинтересовалась Таня. Тот рассеянно кивнул. — Вам нужно будет сегодня, к двенадцати часам, со своим паспортом зайти в наш морг! — объяснила она. — Там справку о смерти выпишут и скажут, что дальше делать!

Мужчина кивнул снова.

— А где он сейчас? — сдавленным голосом поинтересовался он. — На него взглянуть хоть можно?

Тут Таня совсем расстроилась. Действительно, нужно было сразу успокоительного принести. Сейчас пойдет и ампулу реланиума ему в чашке разведет.

— Он лежит… — Таня хотела сказать: «В морге», но опять горло свело судорогой, и она просто махнула рукой вдоль коридора в ту сторону, где был паталогоанатомический корпус.

Все, достаточно, сначала она возьмет реланиум в блоке, даст выпить ампулу родственнику умершего Романова, а потом сбегает за Бухариным. В конце концов, сообщать о смерти — это его работа.

Оттого что мы уставали как собаки, рефлексы у нас были тоже как у собак. Я проснулся и открыл глаза. Свет фонарей, идущих вдоль эстакады, освещал стену и висящие на ней часы. Надо же! Десять минут пятого, а нас не разбудили. Странно. На дежурстве пересменка всегда в четыре, ни минутой позже. Правда, Танька Богданкина еще салага, а салаги, они не так сражаются за каждую минуту сна, как старичье.

Можно бы еще поспать, да только блок полный, пятеро на аппарате, не успею к восьми всех перестелить. Пора подниматься. Я нехотя сел, потянулся, нашарил обувь, надел халат. Рядом на соседней койке во внутреннем противошоковом зале сопел Ваня Романов. Пойду умоюсь, а там и его растолкаю.

Я выполз в коридор и, хотя почти все лампы были погашены, увидел, что Таня Богданкина стоит рядом с каким-то мужиком, в уличной одежде и лохматой шапке. Но не успел я сделать и пары шагов, как она развернулась и полетела к себе в блок, а лоток со шприцами оставила около мужика прямо на полу. Интересно, что случилось? Да и вообще, чего это она еле чешется, шприцы до сих пор не вынесла. Понятно теперь, почему нас не будит. Небось прокурила на кухне всю ночь, вот теперь и не успевает.

Пойду-ка скажу ей, что она малость оборзела. Хотя Таньку обижать совсем не хотелось, она была девка веселая, и когда в настроении, с ней можно было помереть со смеху, так комично она изображала всех нас. Ей бы в цирк. Правда, у нас тут свой цирк, не заскучаешь.

Я решил ее догнать, но, подойдя ближе к стоявшему у дверей парню, вдруг обратил внимание, что на нем точно такие же сапоги, как у Кольки, Ванькиного брата. Такие сапоги назывались «казаки» и слыли большой редкостью даже у фарцовщиков.

Ба! Да это же сам Коля, только странный он какой-то, неужто пьяный? Глаза бегают, руки дрожат, меня видит, но не узнает!

— Коля, ты чего, не узнал меня? — спросил я. — Алё, гараж!

Коля посмотрел на меня взглядом, который человек художественного склада назвал бы затравленным.

— Где Иван? — выдавил он с усилием.

Ну точно, набухался и решил ночью добавить. Одному, видимо, скучно.

— Как где? Тебе что, разве не сказали? Иван лежит, — и я показал в соответствующем направлении, вдоль коридора, — во внутреннем противошоковом зале!

Тут уж Коля совсем стал чудной. Надо ему сказать, чтобы пить завязывал. Начал себе ладонью лицо тереть, так, что борода захрустела.

— А давно? — выдохнул Коля. — Давно это он.^

— Давно, — радостно объявил я, — уж пятый час пошел, как он отрубился. Наверняка брательник твой паутиной покрылся, пошли покажу!

И схватил Колю за рукав дубленки. Тот в ужасе отшатнулся. Эге! Похоже, он не пьяный, да и запаха нет от него. Уж не сбрендил ли Николай от своей загульной жизни?

Да, видно, плохо дело, глаза блестят, бормочет что-то, нужно пулей ему реланиум вколоть и Ваньку будить, срочно! Может, нам его вязать придется!

— Колька, стой здесь, никуда не уходи! — приказал я ему и побежал во второй блок. — Я мигом!

В блоке спиной ко мне стояла Танька и судорожно рылась на полке в шкафу.

— Богданкина, ты чего шаришь? Давай быстрей, мне твоя помощь сейчас понадобится!

— Леш, я реланиум никак не могу найти, — не оборачиваясь, ответила Танька, — придется в первый блок за ним бежать!

— Правильно, давай сбегай, — одобрительно сказал я. — Пойду тогда посторожу Ванькиного братца, пока он тут все не разнес!

Танька застыла, перестала шебуршать и медленномедленно начала поворачиваться.

— какого еще Ванькиного братца???

— Ну как это какого? Того самого, с которым ты в коридоре только что общалась! — нетерпеливо продолжал я. — Это же Колька Романов, родной брат Ивана нашего! Только он сегодня странный, похоже, свихнулся малость! Ну, ты ведь это и сама заметила, если решила его реланиумом ширнуть!

— Леша!!! — простонала Танька, обхватив голову руками. — Леша, я думала, это родственник того Романова, который с сепсисом! Того, который умер! Которого в морг отправили!!!

Когда мы с ней выскочили в коридор, Коля стоял там, где я его оставил, и будто зачарованный смотрел, как к нему навстречу, шаркая своими тапочками, брел брат Ваня. Одной рукой он вяло помахивал Николаю, а другой почесывал пузо.

С тех пор Колька странным образом полюбил приезжать к нам в реанимацию. Когда появлялся, то на вопрос, к кому он, Коля всегда отвечал четко и раздельно:

— Я приехал к своему брату Романову Ивану, он работает в вашем отделении!

* * *

Тут кто-то въехал мне локтем в бок. Я открыл глаза и понял, что сижу на лавочке в нашем гараже на эстакаде. Вероятно, я даже задремал. А вы сами как-нибудь попробуйте поспать днем и через десять минут после пробуждения шарахнуть пол-литра спирта на троих, без закуски.

— Скажи, Паровозов, — повторно пихнул меня Волохов, — а чего сегодня здесь такая грязюка? Все мои тапочки в каком-то навозе!

И в самом деле после нашей влажной уборки вся слежавшаяся за многие годы пыль намокла, взбухла и теперь ровным и глубоким слоем покрывала пространство гаража. Грязь начала жить своей, независимой и малоизученной жизнью.

На каждый шаг она реагировала чмоканьем, хлюпаньем, чавканьем. Видимо, ей хотелось с нами поговорить и, возможно, даже подружиться, но Витя Волохов был человеком прозаическим и обозвал нашу грязь навозом. Тогда грязь обиделась и ограничилась простым прилипанием к подошвам.

Я решил было рассказать Волохову про Надьку, про пожарный шланг, но не нашел в себе сил и просто закурил. Ваня Романов тоже закурил со мной за компанию. А некурящий Волохов, расположившись между нами, пассивно вдыхал дым. Мы все трое сидели прикрыв глаза и походили на буддистских монахов, ушедших в свою нирвану, в полном соответствии с последними доктринами махаяны.

Из транса нас вывел Борис Львович, заведующий отделением гемодиализа, пребывавший в своей постоянной меланхолии.