Онлайн книга «Девять жизней Роуз Наполитано»
|
– Что происходит? – Ты с утра еще не выходила в интернет? Почту проверяла? – Нет. Рассказывай. Джилл с улыбкой открывает сок. – Боже, правда? Неужели я его получила?! Джилл выдерживает паузу, а потом принимается барабанить по столешнице. – Да! Ты получила грант! Список выложили сегодня утром. – Мать твою, да быть не может! – кричу я и захлопываю ладонью рот, когда Адди поворачивается ко мне. – Ура, ура! Обалдеть! Потрясающе! Охренеть! – Мама! – Прости, солнышко. Больше не буду. Направив горлышко бутылки в сторону, Джилл с хлопком ее откупоривает. Адди удивленно охает. Достаю из шкафчика три бокала. Наверное, вручить один из них Адди – идея так себе, но удержаться я не в силах. К тому же в ее бокале будет только сок. Ставлю фужеры в ряд на присыпанном мукой столе, а Джилл начинает разливать «Мимозу». – Это газировка? – спрашивает Адди, показывая на шампанское. Она наклоняется вперед и внимательно рассматривает бутылку. – Это мамочкина газировка, – говорит Джилл. – А-а… – разочарованно тянет Адди. Детство полно ужасных разочарований, непрерывной череды «нет» – то нельзя, это тоже нельзя, нельзя что-то говорить или делать. Адди все время на это жалуется. Почему ей всегда говорят «нет»? И я когда-то об этом спрашивала, как любит напоминать мне мама. И это тоже сводило ее с ума, с довольной усмешкой рассказывает она. Джилл, которая стоит у противоположного края столешницы, берет свой бокал. Между нами посреди взрыва муки высится полуготовое тесто. – За тебя, Роуз! Беру бокал и помогаю Адди взять свой. Слегка пошатнувшись, дочь наклоняет длинную ножку, и сок капает на стойку. – Ура-а! С нашими возгласами смешивается хохот Адди. Мы чокаемся бокалами, дочь снова проливает сок, на сей раз немного попадает на тесто, но мне плевать. Пузырьки шампанского покалывают кончики пальцев и устремляются вниз по ногам. – И за нашу Булочку! – Я легонько подталкиваю локтем Адди. – За тебя, солнышко. Адди улыбается. Кусочки подсохшего, растрескавшегося теста осыпаются с ее щек. Шумно целую дочку в лоб. – Мама! – вопит она и отодвигается. Если бы пять лет назад меня спросили, что будет, если я рожу ребенка, я бы ответила: младенец – это самоубийство в профессиональном плане. Истинная правда. В первый год я думала, что уже никогда не отдохну. Все время была вымотана. Но однажды ночью, спустя несколько месяцев непрерывной галлюцинации, в которую слился первый год Адди, мне не спалось после кормления. Я открыла ноутбук и просто начала писать, изливая свою тревогу: можно ли стать родителем, когда так упорно сопротивлялась материнству? Делает ли это меня плохой матерью? Имеет ли значение прошлое сейчас, когда я твердо встала на этот путь? Относятся ли теперь люди ко мне пристрастнее, с большим подозрением? Не считают ли они, что моей малышке-дочери не подходит ее мать? А вдруг я не гожусь? Есть ли в мире такие же женщины, как я, которые не хотели становиться матерями, но стали ими, испытывают ли они те же опасения или я такая одна? Однажды Джилл, пообещав не обращать внимания на мой закапанный детской слюной свитер, пришла и принесла вино, виски и закуски. Я постаралась сделать заранее все, что полагается хорошей мамочке, чтобы иметь возможность выпить с подругой. Во время беременности я с радостью заказывала за ужином вино – всего бокал – и с вызывающей улыбкой смотрела на осуждающие взгляды. Насчет этого мы с Люком тоже спорили. Родители мужа устраивали скандалы. Из-за всего этого мне лишь хотелось заказать второй бокал и запить его рюмкой текилы. Я рассказала Джилл, что набросала кое-что, просто список тревожащих меня вопросов. Объяснила, вот мне интересно, одна ли я так себя чувствую: раз я не хотела ребенка, означает ли это, что и матерью для Адди стану плохой. Глаза Джилл загорелись: – Что ж, профессор Наполитано, почему бы вам это не выяснить? – Что? – Все это похоже на отличное исследование, Роуз. – Серьезно? – удивилась я. От усталости мои рефлексы притупились. Но затем во мне проснулось знакомое ощущение, то, которое всегда напоминало, для чего я получила докторскую степень. Внезапно оно проявилось снова, пусть слабое, но волнующее. – О боже, мои вопросы могут послужить основанием для исследования. Это и есть исследование! Джилл кивнула. Она оказалась права. Кажется, это случилось целую вечность назад, и так оно и было. Мне потребовалось много времени, чтобы подготовить заявку на грант, больше, чем обычно. Но я это сделала. И вот я здесь, на своей кухне, праздную получение гранта, пью шампанское и набиваю рот пончиками и шоколадом. Адди уже слопала не меньше четырех карамелек. Ее щеки поверх теста испачканы липким. – Я так рада! – сообщаю я Джилл, наверное, в десятый раз. – Все еще не верится! И тут из спальни выходит, потирая глаза, Люк в синем махровом халате. – Во что тебе не верится, Роуз? – Милый! Доброе утро! – Привет, Люк, – говорит Джилл. – Привет, папочка. – Ого. – Люк подходит к Адди и снимает ее со стула. Потом поворачивается ко мне. – Обычно по утрам ты со мной не такая ласковая. Что случилось? – Я получила грант, Люк, грант! – не сдержавшись, визжу я, и Джилл со мной. Мы подпрыгиваем, в бокалах плещутся остатки «Мимозы», разливаясь на пол. – Ух ты! Потрясающе, Роуз, поздравляю. Молодец! Я смотрю на Джилл, когда Люк с энтузиазмом меня хвалит. Затем поворачиваюсь к нему и внимательно гляжу на мужа. Остатки возбуждения улетучиваются, у меня перехватывает дыхание. Я таращусь на Люка – на лице широкая улыбка, он произносит правильные слова, которые и должен сказать гордый за жену муж. И все же за его словами и улыбкой я вижу другое: Люк лжет. Он не радуется за меня. Его чувства совсем не такие. Уж я-то знаю. Жена всегда знает. ГЛАВА 8 19 сентября 2008 года Роуз, жизнь 2 У Люка роман, я уверена. Это мое наказание, правда? Я наказана за то, что не хочу детей. Что лишила мужа и его родителей ребенка и внука. Что уперлась и не хочу одуматься. У меня был любящий муж, счастливая жизнь, но я сделала выбор, и теперь мой любящий муж любит другую. Откуда я знаю? Ну… По правде говоря, лучше спросить, как я могла не узнать. Как жена может остаться в неведении, когда такое случается? |