Книга О женщинах и соли, страница 34 – Габриэла Гарсиа

— Скажи черному, пусть сам сходит, — говорит Эль-Алеман. — Скажи, пусть вызовет механика. Скажи этому паскудному воришке, что я дам ему доллар, и больше он от меня ничего не получит.

Тогда Джанетт выходит из машины и встает рядом со мной.

— Qué comemierda este viejo ^[70], — говорит она с акцентом, и я пытаюсь сдержать смех.

— Ты что, с ней пойдешь? — удивляется Эль-Алеман. — Похоже, я здесь единственный, кто ценит свою жизнь.

Джанетт его игнорирует. Она берет меня за локоть, как брала в поле сахарного тростника, только теперь она стискивает сильнее. Мы разворачиваемся и идем к кафешке.

Мужчины продолжают смотреть бейсбол. В целом городе тишина, такая непохожая на Гавану. Единственный звук здесь — гул телевизора.

— Ты правда думаешь, что они ничего не делали с машиной? — спрашивает она, когда мы оказываемся вне зоны слышимости.

— Правда, — говорю я. — Здесь так дела не делаются.

— А как делаются?

— Если ты хочешь денег, то заводи друзей, а не врагов.

У «черного», оказывается, есть имя. Рейнальдо. Он предлагает проводить нас к дому сеньоры Лилии, чтобы воспользоваться ее телефоном. Он меряет дорогу длинными шагами и болтает руками, висящими вдоль тела, периодически вытирая лицо краешком пожелтевшей майки и демонстрируя нам свой живот. Он знаком со всеми, кто встречается нам на пути, и все громко приветствуют друг друга. Некоторые без стеснения спрашивают у него: «Кто это такие? Зачем они здесь?»

Я замечаю перемену в Джанетт, когда Эль-Алемана нет с нами. Она легче переходит на испанский и, кажется, чуть свободнее двигает бедрами. Она огрызается на мужчин, которые свистят ей вслед с пустыми, скучающими лицами, препирается с Рейнальдо и отпускает грубые словечки. Я с облегчением принимаю роль наблюдателя, складывая с себя обязанности гида.

— Но в чем все же проблема? — спрашивает Рейнальдо у Джанетт.

— Cońo, да откуда мне знать? Не заводится, и все.

— Пффф, — пыхтит Рейнальдо сквозь зубы, жуя сигару.

Я слышу жужжание комара возле своей шеи и надеюсь, что они не выпьют всю нашу кровь к тому времени, как мы уедем отсюда. Мы поворачиваем направо, следуя за Рейнальдо, на грунтовую дорогу, которая проходит между двумя жилыми комплексами времен советской эпохи. По всем окнам развешано белье, полощется в пыли, куры шныряют то в двери, то из дверей. Сквозь железные решетки на окнах я вижу несколько лиц.

— Зачем вы хотите ехать куда-то с этим viejo? — бросает Рейнальдо в мою сторону, хотя продолжает смотреть на Джанетт. — Возьмите меня, хорошо проведем время. У меня и машина есть, и вообще.

Джанетт начинает что-то отвечать, но влезаю я:

— И за отель тоже заплатишь?

— Пффф, — снова пыхтит Рейнальдо.

Однажды мы с Ронни проводили отпуск в пляжном домике в Санта-Мария-дель-Мар, по путевке, доставшейся ему в качестве поощрения сверху как одному из лучших врачей. Сам домик разваливался на части. Ночи напролет я слушала, как по застенкам снуют мыши, а гигантские пальмовые жуки влетают и вылетают через дыры в плинтусах. Пляж тоже оказался куда менее привлекательным, чем туристические пляжи, которые в ту пору все еще были закрыты для кубинцев вроде нас: мутная вода, мусор на берегу.

Но Санта-Мария-дель-Мар по-прежнему остается моим любимым воспоминанием о нас. Всего в часе езды от дома мы снова стали незнакомцами и друзьями, мы держались за руки, спали раздетыми, спасаясь от жары, и неторопливый потолочный вентилятор разбрасывал мои длинные волосы по его груди в мерном, медленном ритме. Я думаю: «Вот как, наверное, заканчивается большинство отношений». Неторопливо, без драмы и суеты, без внятной причины: просто два человека, ставших сообщниками в отупляющем ежедневном выживании.

Когда мы вернулись в Гавану, у нас дома пробило дыру в потолке, и у нас ушли месяцы, чтобы найти деньги, материалы и все залатать. Все это время мы собирали воду ведрами каждый раз, когда шел дождь, и мы перестали говорить о непервостепенном. Мы написали маме Джанетт в Майами и попросили у нее денег на починку дыры. Потом небо исчезло, и в доме снова стало темно.

* * *

Мы добираемся до дома с телефоном. Это приземистая хижина с крышей из рифленого железа, ее окружают другие такие же хижины. На бетонном крыльце хижины в кресле-качалке сидит старуха с темными пигментными пятнами и обмахивается веером. Ветви бугенвиллеи вьются вокруг дома и распускаются под солнцем.

— Сеньора Лилия, — говорит Рейнальдо.

Женщина улыбается и приглаживает свои белые волосы. Она знакомится с нами, когда я протягиваю ей несколько монет за телефонный звонок.

Джанетт предлагает заплатить, но у нее с собой только divisa, а не moneda nacional. Она постоянно жалуется на несправедливость двухвалютной системы ^[71] и на то, как ее бесит платить комиссию за обмен долларов на кубинские песо. Казалось бы, вокруг так много других несправедливостей, которые сами бросаются в глаза; меня часто удивляет, что привлекает ее внимание.

В душной гостиной Лилии, до потолка забитой всякими безделушками и религиозными статуэтками, я набираю номер, указанный в договоре проката автомобиля, пока Джанетт сидит на крыльце, курит вместе с Рейнальдо и делает вид, что не замечает, как он подсаживается ближе, заигрывает, ставит сети на иностранку. Я наблюдаю за ними сквозь прорези в деревянных ставнях, пропускающие пыльный свет в крошечную гостиную Лилии. Холодильник жужжит слишком громко, и я не слышу, о чем говорят снаружи Рейнальдо и Джанетт. Простыни, заменяющие собой межкомнатные двери, шелестят от внезапного порыва бриза.

От службы проката пользы мало, что неудивительно. Ожидание займет несколько часов, возможно, четыре или пять, говорит женщина с писклявым голосом на другом конце линии. У них нет людей, объясняет она, никого поблизости от нас. Она громко спрашивает что-то у других людей в офисе, я слышу только их приглушенные голоса, когда они отвечают. Да, от четырех до пяти часов, подтверждает она. Я оставляю ей примерный адрес, и женщина смеется.

— En casa del carajo ^[72], — говорит она.

Снаружи к Рейнальдо и Джанетт присоединилась Лилия. Они складываются пополам от смеха — шутка, которой я не услышала.

— Это займет весь день, — объявляю я, прерывая всеобщую радость дурными новостями.

Джанетт обеспокоена, Рейнальдо не удивлен. Лилия снова скучает, обмахиваясь веером.

Мы соглашаемся поступить следующим образом: мы вернемся к машине, и по дороге Рейнальдо заскочит к своему приятелю, который, со слов Рейнальдо, «способен починить все, от антенны до ракеты». Его приятель посмотрит, сможет ли завести машину. Я тем временем отвлеку Эль-Алемана. Или стерплю его гнев и паранойю, надеясь, что он не оскорбит друга Рейнальдо и тот не бросит нас на произвол службы проката, что, по моим прогнозам, займет вдвое больше того времени, что они назвали. Поцеловав Лилию на прощание, мы отправляемся в путь.