Книга Ты всё ещё моя, страница 94 – Елена Тодорова

– И куда мы пойдем, чтобы отпраздновать получение нового пояса, сын? – плавно вывожу на абсолютный позитив. – Куда бы ты хотел?

– В Марвел-парк! – определяется Кир без особых раздумий. – А после него – к дедушке с бабушкой! Они всегда ждут.

Вот уж точно. Внуков уже немало, но каждому в любое время суток рады. Никто любовью не обделен.

– Договорились, – выставляю кулак, чтобы сын по нему пробил своим.

– Пап… – вновь одним лишь тоном собирает все мое внимание. Смотрю на него, давая знать, что слушаю. – А как ты уговорил маму пожениться? Ну, в смысле, что ты делал, чтобы она тебя полюбила?

Дышать прекращаю, потому что в центре грудной клетки собирается тепло, вспыхивает и раскидывает по всему периметру жгучие искры. Подзабылись, оказывается, ощущения, когда с мелкой горячей дрожью будто бы кожа со всего тела сходит.

– Дядя Бойка говорит, что мне достаточно не быть с девчонками придурком, – продолжает Кир, пока я пытаюсь в себя прийти. – А ты что думаешь?

– Тебе нравится какая-то конкретная девушка? – приглушенно уточняю я.

– Да, – спокойно признает. Стыд за свои чувства, как часто бывает в других семьях, мы своим детям не прививаем, какими бы эти чувства ни были. – Проблема в том, что мне только шесть, а ей семь с половиной… Но, знаешь, я уже выше нее! И сильнее! – демонстрирует бицепс.

Выставляю для оценки большие пальцы обеих рук.

– Ты однозначно крут, сынок.

Картинка обретает четкость, когда понимаю, о ком он говорит. Нюта – старшая дочь Бойки, моя крестница. Тихая, милая и очень скромная девочка. Совсем не удивлен, что именно она Киру приглянулась. Это, должно быть, какая-то карма Чарушиных – влюбляться в хороших.

– Она мне молот Тора подарила! – подтверждает мои догадки Кирилл, с внушительным восторгом упоминая презентованную недавно подвеску. – А я голову сломал, что ей в ответ дарить! – сокрушенно трясет в воздухе ладонями.

Притискиваю к губам кулак, чтобы скрыть улыбку. Прочищая горло, набираю полные легкие кислорода.

– Смотри, сын, – выдыхаю, удерживая его взгляд. – Она тебе молот Тора подарила, потому что в курсе, что тебе нравится. Это уже, по сути, проявление интереса, внимания и заботы. Ты должен подумать и вспомнить, что нравится ей. Тогда твой подарок будет иметь для нее такой же вес.

– Точно! Нютик фанатеет от одной манги. Там есть такие необычные цветы… – снова на эмоциях трясет в воздухе руками. – Железные!

– Отлично.

– Мы ведь можем сделать подвеску с таким цветком для нее? Или кольцо?

– Кольцо, думаю, рано, – деликатно замечаю я.

– Тогда подвеску!

– Супер, – улыбаюсь уже в открытую. – Сделаем, сын.

– Спасибо, пап! – и бросается ко мне в объятия.

Я, прикрывая веки, осторожно прижимаю его к себе.

– Не за что, Кир. Всегда можешь ко мне обратиться. По любому вопросу, помнишь?

– Да.

Впервые задумываюсь о том, что придет момент, когда он вырастет и уйдет в мир, чтобы строить уже свою семью. По спине новая жаркая волна сходит. Но ничего ведь не поделать. Так и должно быть. Все правильно. Нам с Лизой остается только наслаждаться тем временем, которое жизнь дает сейчас.

– Ну, вот и решили, – резюмирую, когда сын отстраняется. – А сейчас пойдем обедать, пока мама не бросилась нас искать.

– Пойдем!

Едва входим с Кириллом на кухню, снова счастье в виде смеха наружу просится.

– Опача! – восклицаю на пороге, поймав улыбки сразу двух своих принцесс. – Кто тут такой красивый? Одна! Вторая! Обе Чарушины!

Полуторагодовалые дочки, в унисон повизгивая, наперебой хохочут. Мы с Киром синхронизируем. Стоящая у плиты Лиза морщится и ежится, но через мгновение вместе с нами смеется.

– Вы все невозможно громкие, – выдыхает она, когда подхожу, чтобы поцеловать.

– Надеюсь, у тебя не разболелась голова? – спрашиваю многозначительно и подмигиваю. – У меня на «тихий час» большие планы. Воскресенье – мой любимый день недели, знаешь же…

Жена с улыбкой закатывает глаза.

– У меня никогда не болит голова, Чарушин. Даже когда ты в самые сложные и насыщенные будние дни придумываешь, за чем заехать в обед домой.

– За это и люблю тебя!

– Только за это??? – возмущается шутливо.

Кир возится около манежа сестер, подавая им то одну, то вторую игрушку. Я же, естественно, задерживаюсь с матерью своих детей. Вот он, статус, выше небес. В нем и любовь, и доверие, и единение. Все, за что я так долго и так отчаянно сражался.

– Ну, конечно, не только за это, – шепчу, обнимая и наблюдая, как у Лизы выступают мурахи. – А что у нас по плану, кстати? Когда четвертый и пятый заход делаем?

– Боже… Дайте передохнуть, Чарушины! Вас уже слишком много!

– Чарушиных много не бывает, – смеюсь я.

– Точно, – поддерживает с тем же смехом. – Но по плану у нас не раньше, чем через год.

– Помню, Лиз. Шучу просто. Не бойся, – поиграв бровями, снова подмигиваю.

– Боже… – покраснев, слегка толкает ладонями меня в грудь. – Я не боюсь! Но ты меня смущаешь. И делаешь это намеренно.

– Это все твердость моя, – выдаю и замираю, пока «зеленые звезды» моей Дикарки на волне шока не превращаются в две полные луны. Срываюсь на хохот, прежде чем уточнить: – Твердость духа имел в виду. Ну и неутомимая жажда красить стены.

– Чарушин… – все, что Лиза успевает выдохнуть.

Все, потому что целую ее. Детские голоса не стихают, но наши души совершают парный прыжок и за секунду, не растеряв тепла, выше крыши оказываются. Там и кружим, пока заскучавшие малышки не начинают капризничать.

Расходимся, чтобы заняться детьми. Я подхватываю одну дочку, Лиза – вторую, Кирилл без лишних подсказок занимает свое любимое место у окна. Кормим их, умываем и разносим по комнатам на послеобеденный сон.

В будние дни Лизе помогает няня, но выходные всегда исключительно наши. Максимум кто-то из родни или друзей заскочит, хотя мы все же предпочитаем встречать гостей по пятницам, а субботу и воскресенья, если это, конечно, не какой-то определенный праздник, оставлять для семьи.

– Тебе не кажется, что мы Киру слишком много разрешаем? – берется рассуждать Лиза, когда дети засыпают, и мы вдвоем оказываемся в своей спальне. – Он, конечно, хороший, серьезный мальчик, но я все равно переживаю, чтобы не испортить. Вседозволенность – не есть хорошо.

– Ты сказала «вседозволенность»? – изо всех сил сдерживаю рвущуюся на лицо ухмылку. В груди ведь на одно это слово тысячами киловатт сердце заряжает. – Вседозволенность – это очень хорошо, Лиз.

– Боже… Артем… Ну, ты и вспомнил… – моментально задыхается она.