
Онлайн книга «Мистер Вечный Канун. Уэлихолн»
![]() Дверь комнаты вдруг открылась, и в комнату кто-то вошел. Томми с трудом повернул голову. Это была мама. В руках она держала коричневую стеклянную бутылочку с кремовой лентой, обмотанной вокруг горлышка. Томми мгновенно понял, что именно написано на этикетке. — Я принесла тебе лекарство, милый, — ласково сказала мама. К жару добавился ужас. — Ты хочешь меня отравить! — Что? — нахмурилась мама. — Что ты такое говоришь, милый? — Это не лекарство! Это отрава! — Нет, это лекарство, — заверила мама. — И вообще, ты должен быть благодарен, милый: какую-то рыбку выпотрошили, чтобы тебе стало лучше. Мама подошла и села на край кровати. — Мне не станет лучше от этой гадости. Глупая рыба. — Ну, рыба ведь не виновата в том, что ты ходил без шапки. Это ведь не рыба ходила без шапки. Я что тебе говорила? Я тебя предупреждала? — Уйди. — Как ты говоришь с матерью, Томас Роберт Кэндл? О, в семье Кэндлов все знали, что, когда мама называет кого-то полным именем, это признак крайнего ее неудовольствия и самое время бежать и прятаться. Томми заплакал, и мама вздохнула. — Не волнуйся, милый, доктор Лоувелл скоро придет. — Она погладила Томми по голове, но он отстранился. — Я уже вызвала его, он только соберет свой чемоданчик и… — Ты что, не понимаешь? Он не поможет! Я умираю! — Вот еще глупости! — возмутилась мама. — Ты не можешь умереть, пока не выполнишь школьные задания на каникулы. — К черту школу! Я вообще туда больше не пойду. Я умру, и меня похоронят! И Чарли придет ко мне на похороны. — Пусть только попробует, — пригрозила мама. — Уйди. К черту все. — Ты знаешь, как я отношусь к ругательствам в этом доме? — А я сбегу и буду ругаться, сколько захочу, — пообещал Томми. — Как Виктор! Лицо мамы превратилось в ледяную маску. Мальчику на миг показалось, что стеклянная бутылочка с рыбьим жиром в ее пальцах вот-вот треснет и разлетится по всей комнате острыми осколками. — Ну, как ты видишь, Виктор наругался всласть и вернулся, — процедила мама. Из-за стены вдруг раздался тоскливый и заунывный звук. Это в своей комнате хныкала Марго. Вряд ли она обо что-то ударилась или сломала игрушку. Нет, она даже не лишилась сладкого. Скорее всего, сестра просто отрабатывала свой новый «хныч». Старый на маму уже не действовал, и Марго чувствовала себя совершенно безоружной, когда ее отправляли спать или велели идти читать книги в библиотеку, что было для нее настоящей пыткой. Вот она и репетировала, выискивая новые, более пронзительные интонации. Мама медленно повернула голову на звук. «Хныч» тут же оборвался, как будто в рот Марго кто-то засунул кляп. Томми знал: взгляд мамы действует даже через стену. Иначе как она обычно догадывается, что он затеял… Тем временем мама вытащила пробку из бутылочки и налила в ложку белую вязкую жидкость. От одного только ее вида Томми едва не стошнило прямо на подушку. — Не хочу-у-у, — захныкал он, совсем похоже на Марго, но этот «хныч» не произвел ровным счетом никакого эффекта — мама осталась ледяной и безжалостной. — Пей, или я залью тебе через ухо, — пригрозила она. — Тогда точно не поможет! — Ты так в этом уверен? Томми не был уверен, но выдавать этого маме не решился. Он зажмурился и чуть-чуть приоткрыл рот — в него вряд ли могло бы проникнуть даже тонкое лезвие. — Шире… — велела мама. Томми приоткрыл рот еще немного, но ложке туда по-прежнему было не попасть. И тут он принял решение. Никаких ложек! Никаких рыбьих жиров! С него хватит! Он не потерпит, чтобы, когда ему так плохо, его поили всякой гадостью! Томми закрыл рот и крепко сжал губы. И тут он вдруг понял, что что-то не так. Мальчик открыл глаза и обнаружил, что каким-то невероятным образом ложка уже торчит из его рта. И в это же самое мгновение он с ужасом почувствовал вкус рыбьего жира, растекающегося по языку. Выполнив свое черное дело, мама сказала: «Отдай ложку», после чего встала на ноги и подошла к двери. — Я не хочу эту гадость! — возопил мальчик. — Ты ее уже и так выпил. Слишком поздно возмущаться, — безжалостно сказала мама. — И вообще, у меня нет на это времени. Гости уже прибывают. А мне еще нужно в лавку за пряностями. Корделия Кэндл на прощание бросила на сына строгий взгляд и вышла из его спальни. Стоило двери стукнуть, а ручке замереть, как Томми провалился в сон. Проснулся он спустя час. Бой каминных часов как раз и вырвал его из сырого колодца сна, до краев наполненного отвратительной белесой слизью, напоминающей мамино лекарство. Мальчик с трудом разлепил глаза. За то время, что он спал, ему стало еще хуже. Жар тоже никуда не исчез. «Это все рыбий жир! — с ненавистью подумал Томми. — Проклятый рыбий жир!» Доктор Лоувелл так и не пришел. Но он все равно не помог бы, ведь пилюлями от кашля и уколами не лечат проклятие ведьмы. Его вообще ничем не лечат! Странная мысль вдруг появилась в голове Томми. — Мне нужно найти ее… — пробормотал он. — Я отыщу ее, и она меня вылечит… А если я буду здесь лежать, я умру… Томми оторвал голову от подушки, и она едва не отвалилась. Пошатываясь, он выбрался из постели и начал дрожащими пальцами расстегивать бледно-голубую пижамную рубашку. Одна пуговица отлетела в сторону и закатилась под кровать. Он не заметил этого. Мальчик вывернул рубашку наизнанку, после чего надел ее снова. То же он проделал и со штанами: вывернул и надел. — Я встречу ее… Я ее найду, и она поможет… Он открыл дверь и направился к лестнице. На площадке кто-то стоял. Старуха в длинном черном пальто и широкополой черной шляпе всем своим видом походила на худую тень. Мальчик на мгновение будто раздвоился: один Томми оценил сварливое выражение лица старухи и вроде бы даже узнал ее, другой не обратил на нее никакого внимания, тут же забыв о ее присутствии, как только перевел взгляд на ступени под ногами; не остановился он и когда старуха его окликнула. Она что-то громко вещала ему вслед о нынешней молодежи, о вежливости и почтении, но ей пришлось удовлетвориться монологом. Один Томми, внимательный мальчик, оказавшись в прихожей, заметил множество чемоданов у основания лестницы; другой — просто шагнул по ним, не глядя преодолевая препятствие. Входная дверь была открыта, в нее залетали желтые и оранжевые листья, подхваченные ветром. Мальчик и не подумал останавливаться, он шагнул в дверной проем. На пороге оба Томми как будто столкнулись и объединились. Плиты дорожки холодили босые подошвы. Под открытым небом легче не стало. Томми почувствовал, что вот-вот упадет в обморок. |