Книга Любовь Лафайета, страница 4 – Екатерина Глаголева

— В тот день, когда эрцгерцогиня Мария-Антуанетта появилась на свет, произошло землетрясение, разрушившее Лиссабон, — услужливо напомнил гувернёр.

Клотильда, Полина и маленькая Розалия обступили Луизу, не давая ей идти, обхватили руками и плакали в голос. Луиза растроганно гладила их по головкам и обещала, что будет приезжать к ним часто-часто, они не успеют соскучиться. У Адриенны тоже текли слёзы по щекам. Когда и Луиза закрыла лицо руками, готовая разрыдаться, госпожа д’Айен решительно подошла к девочкам, пожурила их за то, что они расстраивают сестру, вместо того чтобы поддерживать её в хорошем настроении в такой важный день, и велела гувернантке увести их наверх.

Два месяца назад Луизе сказали, что её руки просили для виконта де Ноайля и что родители дали своё согласие, однако принуждать её к браку никто не станет. Луиза заверила мать и отца, что их желание вполне согласуется с её собственным. Сентябрьским утром в часовне Ноайлей состоялась свадьба, и вот теперь Луиза должна была покинуть родительский дом, чтобы жить вместе с мужем. Ещё вчера она думала лишь о радостной стороне перемен в своей жизни, но теперь горечь разлуки с родными отравила эту радость.

— Ну полно, полно, — госпожа д’Айен обняла её и поцеловала в лоб. — Вы ведь не уезжаете на край света. Мы тоже скоро переберёмся в Версаль и будем видеться там с вами каждый день. Всё, промокните глаза платком, только не трите. Муж должен видеть вас весёлой и довольной, иначе он посчитает виной ваших огорчений себя и с досады начнёт дуться на вас, а уж это совсем никуда не годится.

Когда карета с гербом Ноайлей на дверце выкатилась в ворота, увозя Луизу к новой семье, госпожа д’Айен сказала Адриенне, что им нужно поговорить. Мать и дочь прошли в малый салон и сели на козетку лицом к лицу.

— Дитя моё. — Госпожа д’Айен взяла Адриенну за руки. — Тебе уже скоро четырнадцать, ты почти взрослая девушка, и я хочу снова задать тебе вопрос: готова ли ты принять первое причастие?

Адриенна опустила голову; её едва наметившаяся грудь взволнованно поднималась и опускалась. Наконец, она решилась и подняла глаза на мать:

— Вы ведь не будете на меня сердиться, если я скажу правду?

— Конечно нет!

— Мне кажется, что я ещё к этому не готова. Я не настолько тверда в своей вере, чтобы принять таинство Евхаристии без рассуждений. Наверное, это кощунство, но… Если вы, мама, скажете мне: сделай то-то и то-то, так нужно, — я сделаю, не задавая вопросов. Но когда мне говорят, что, съев просфору, испечённую какой-то доброй женщиной, я обрету вечную жизнь… Я верю в Христа и в Святую Троицу, и в спасение души, — поспешно перебила она сама себя, когда мать отняла одну руку.

— Хорошо-хорошо, — ободряюще кивнула госпожа д’Айен, — я вижу, что ещё рано, не будем же торопиться. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы ты совершила этот важный шаг, прежде чем совершить другой…

— Какой другой, мама?

Теперь настала очередь госпожи д’Айен опускать глаза и подбирать слова.

— Как ты относишься к господину де Лафайету?

Кровь прилила к щекам Адриенны, а сердце бешено заколотилось, но она как могла ровным голосом ответила, что находит господина де Лафайета умным, учтивым и интересным человеком, общество которого ей не неприятно.

— Он просил твоей руки ещё год назад, — сказала мать. — Твой отец согласился, но мы решили не говорить тебе об этом, пока…

— Год назад?!

— Дитя моё, — госпожа д’Айен заметно волновалась, — ты сама сказала, что, не рассуждая, исполнила бы любую мою просьбу, но прежде чем попросить тебя о чём-то, я должна быть уверена, что действую только тебе во благо! Я совершенно не знала господина де Лафайета, но за этот год, поверь мне, я полюбила его, как сына…

— Мама! — Адриенна бросилась ей на шею и стала целовать в обе щёки. — Как я счастлива, мама!

После этого красноречивого выражения своих чувств она спросила, потупившись, когда же свадьба, и узнала, что через полгода.

— Но это значит… что мне тоже придётся покинуть вас и сестёр, как Луизе?

— Нет-нет, — поспешила успокоить её госпожа д’Айен, — я настояла на том (и твой отец со мной согласен), что первые несколько лет вы поживёте у нас. Господин де Лафайет ещё так молод… И потом, ему, возможно, придётся уехать в свой полк, куда он зачислен лейтенантом…

Если Адриенна и расслышала последние слова, то, скорее всего, не поняла их. Весь день с её лица не сходила счастливая улыбка, и даже вечером, когда она молилась перед сном, губы шептали привычные слова, но мысли были не о небесном блаженстве, а о земном.

Зиму они провели в Версале. Луиза часто приезжала в особняк отца, потому что сёстры пока ещё не могли встречаться с ней при дворе, не будучи там представлены. Весной вернулись в Париж и стали готовиться к свадьбе. Лафайет на правах жениха почти каждый день бывал в отеле Ноайлей на улице Сент-Оноре. Сёстры Адриенны (самой младшей было шесть, а старшей десять) полюбили его, потому что он разговаривал с ними, как с большими, и всегда радовались его приходу.

Одиннадцатого апреля 1774 года вся семья собралась в домовой церкви; герцог д’Айен повёл к алтарю свою дочь, чтобы вложить её маленькую ручку в широкую ладонь наречённого сына.

— Мари Жозеф Поль Ив Жильбер, — вопросил священник, — желаешь ли ты взять присутствующую здесь Мари Адриенну Франсуазу в законные супруги и жить с ней согласно Божьему закону в освящённом браке?

— Да, — ответил Лафайет.

— Обещаешь ли ты любить её, утешать, почитать в болезни и здравии и, отказавшись от всякого иного союза, сохранишь ли ей верность до самой смерти?

— Да, обещаю.

Обратившись к невесте, священник задал ей те же вопросы, и Адриенна ответила «да». После этого Лафайет повернулся к ней и, глядя на неё сверху вниз (хотя она специально надела туфли на больших каблуках, чтобы казаться выше), торжественно произнёс:

— Я, Мари Жозеф Поль Ив Жильбер дю Мотье, маркиз де Лафайет, объявляю, что беру тебя, Мари Адриенну Франсуазу де Ноайль, в законные супруги с нынешнего дня, в радости и горе, в богатстве и бедности, в здравии и болезни, чтобы любить и беречь тебя, пока смерть не разлучит нас, и в том клянусь тебе перед Богом и людьми.

Адриенна повторила эту клятву, каждое слово которой отзывалось в её сердце.

— С этим кольцом я беру тебя в жёны; моё тело отныне принадлежит тебе, и с тобой я буду разделять все мои блага земные!

Жильбер без труда надел кольцо на её тонкий пальчик, но после вздохнул с облегчением, и она поняла, что он очень волновался, боясь сделать что-нибудь не так.

— Что Бог соединил, человек да не разлучает. In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti. Amen. ^[2]