Книга Друг моего брата, страница 19 – Элина Витина

Черт! Об этом я не подумала… Если отец узнает, что фотографии сделала я, он меня убьет. Хотя, для этого ему надо будет сначала вытащить меня из тюрьмы, а в том, что именно туда я попаду, у меня уже не было сомнений. Если Эдуард Дмитриевич первый сдаст меня полиции за незаконную съемку, то уже никакой адвокат мне не поможет. Блин, ну почему я вчера не побежала сразу в полицию??

Видимо, прочитав весь спектр эмоций на моем лице, Русеев-старший поспешил меня успокоить:

— Не переживай, я ничего ему не скажу. Если ты ничего не скажешь полиции.

— Что? — опешила я. Он что, не собирается меня сдавать? Тогда чего он от меня хочет?

— Пока их главная версия — это то, что Марина, действительно, сделала фотографии с Кириллом и Яной, шантажировала меня, потом испугалась и теперь прячется, потому что вполне понимает что ей светит за шантаж, съемку и распространение материала порнографического характера.

— И вы у них, конечно, вне подозрений, — удивилась я. — Вы им просто дали честное слово, что к ее исчезновению не имеете отношения и они вам поверили?

Эдуард Дмитриевич прищурился, словно решая, быть со мной до конца откровенным или нет:

— Я вне подозрения, — произнес он растягивая каждое слово, — потому что во вторник, на следующий день после нашей встречи, уехал в командировку. А фото ты подбросила в четверг, но так как полиция склоняется к версии, что фото сделала Марина, то соответственно, в четверг она должна была быть живой-здоровой, что собственно, и снимает подозрение с меня.

— Но фото сделала я… и это в корне меняет дело.

— Именно! — подхватил мужчина. — Если мне не изменяет память, то именно с этого я и начал наш разговор. Теперь ты понимаешь нашу проблему.

“Нашу”… это слово так и резануло по мне. Но Русеев был прав, проблема и правда наша.

— Для всех нас будет лучше, если менты и дальше будут думать, что фото сделала Марина. Я не знаю захотят ли они поговорить с тобой, но на всякий случай — ты всего лишь обиженная невеста, знать не знаешь откуда взялись фото и о пропавшей девушке тебе, тем более, ничего неизвестно.

— Вы в своем уме? — сказала я в шоке. — Я не собираюсь выгораживать вас перед полицией.

— Серьезно? — притворно удивился Эдуард Дмитриевич. — Ты, конечно, не на юрфаке, но мне кажется, даже ты должна понимать, что твои действия были далеки от законных.

— Я прекрасно понимаю последствия. Но это не значит, что ради собственной шкуры я буду запутывать следствие. Что, если ее уже нет в живых?

— И как ты ей в таком случае поможешь, даже если пойдешь к ментам?

— Но я помогу вам, если к ним не пойду, да?

— Именно.

— Как я могу быть уверена, что вы не имеете никакого отношения к ее исчезновению? У следствия вы не под подозрением исключительно из-за того, что они не знают когда она точно пропала. Если они выяснят, что фото моих рук дело, то вы станете подозреваемым номер один. Где гарантии, что соглашаясь не идти в полицию, я не прикрываю настоящего преступника?

— Гарантий нет, — честно признался Русеев. — Но есть здравый смысл. Сама подумай, зачем мне связываться с девчонкой? Ее великое разоблачение бы только испортило настроение что мне, что моей жене. Поверь мне, мои связи на стороне для нее сюрпризом не являются.

— Ну тогда чего вам бояться? Повторите то же самое в полиции, там не дураки сидят, если у вас нет мотива, то и претензий к вам не будет.

— Не будь наивной дурой, — резко выплюнул он. — Когда ментам нужен был мотив? Они и разбираться не будут. Нахрена мне лишние проблемы из-за взбалмошной девчонки, которая просто решила поиграть.

— Но куда-то же она пропала!

— Пропала, — нехотя согласился он. — Кто знает, может у нее было несколько любовников и, поняв, что со мной шантаж не прокатит, она решила попытать счастья еще раз.

— Но если в полиции не смогут определить точную дату ее исчезновения, то и найти ее будет сложнее.

— Не факт, что ее вообще нужно искать, — отмахнулся Русеев. — Наверняка отсиживается в какой-то дыре и ждет чем это светопредставление закончится. Сейчас главное не это.

— А что же? — интересуюсь я, заранее зная ответ.

— Главное, чтобы у ментов не возникли сомнения по поводу моего алиби.

— И вы на полном серьезе сейчас считаете, что я буду врать полиции ради вас?

— Нет, дорогая. Я считаю, что ты соврешь полиции исключительно ради себя. Если менты узнают, что фотографии — твоих рук дело, я всего лишь окажусь под подозрением, а вот твое преступление железобетонно.

— Что, если я готова рискнуть?

Мужчина в один миг оказывается рядом со мной и положив руки на подлокотники, нависает надо мной. В этот момент у него такое же выражение лица, как на видео, когда он ударил Марину. Я вжимаюсь в кресло, стараясь, оказаться подальше от него. Безуспешно, конечно. В его глазах бушует ураган, а губы оказываются буквально в сантиметре от моих, но нет в этом ни доли романтики. Какая, к черту, может быть романтика если перед тобой оскал хищника?

— Тогда ты об этом очень сильно пожалеешь, Полина.

Взяв себя в руки, он делает несколько шагов назад, снова надевает маску успешного бизнесмена и даже пытается изобразить улыбку.

— Полина, девочка моя, давай не будем усложнять друг другу жизнь. Я еще раз повторяю, я к исчезновению девчонки не имею ни малейшего отношения. Но это не значит, что я с радостью позволю ментам копаться в своем грязном белье. Давай договоримся здесь и сейчас: ты забудешь об этой записи, сама к ментам не пойдешь и если они, вдруг, сообразят задать тебе вопросы, будешь все отрицать.

— Нет, — с трудом выдавливаю из себя. — Врать я не буду, вы же сами меня потом и сдадите при первой возможности. Сама в полицию не пойду, но если вызовут на допрос, то расскажу правду.

Он тяжело вздохнул и, кажется, опять закатил глаза.

— Полина, ну какой смысл мне тебя сдавать?

— Это мое последнее слово! И нет смысла мне опять угрожать. Да, вы правы, отец будет не в восторге, если правда всплывет, но и отправиться за решетку он мне тоже не даст. Так что хватит меня запугивать как школьницу, а то я исключительно из упрямства решу проверить кто из нас двоих пострадает больше.

Эдуард Дмитриевич вроде как хотел что-то ответить, но лишь махнул рукой и направился к выходу. Кирилл, который за все это время не проронил ни слова, молча последовал за отцом. На меня он старался даже не смотреть, видимо считая, что я сама виновата, что заварила эту кашу. Что ж, в целом он прав.

Уже на пороге Русеев-старший остановился, протянул руку и сквозь зубы произнес:

— Запись.

Так как это была лишь копия, я послушно отдала ему флешку и вздохнула с облегчением, когда за ними, наконец, захлопнулась дверь.