
Онлайн книга «Политрук. На Ржевском выступе»
– Спасибо. – Пжалуйса, тарщ командыр! – Панин! Ходанович! Объяснять старшинам нужды нет – хватай да неси. Плеснули всем понемножку, скромно копируя былые пиры в княжеской гриднице. Выпил народ, закусил, да и рассеялся. За импровизированным столом остались товарищи, ставшие мне друзьями. – Там, в штабе батальона, лейтенант Шубин всем рулит, – наставлял меня Лев. – Сибиряк такой, неповоротливый, но соображает мигом. А зам его, тоже летёха… Голубев, ага, тот еще живчик. Ну, и бабник, известное дело! – Разберемся, – хмыкнул я, подливая коньячку Кристине и себе. Девушка старательно натягивала улыбку, но мы с Артемом договорились не тормошить ее зря. Время лечит. Главное, чтобы не замкнулась, прокручивая горе в себе, вот и зазвали на вечерок. – А кого ротным оставишь? – сощурилась красавица, пригубив горячительное. Уши обоих старшин чутко навострились. – Порошина, – спокойно выложил я. – Женьку? – оживилась Кристя. – Всегда такой серьезный… А краснеет как! – Как будто из парной! – хохотнул Ходанович и подхватился: – Товарищ командир, мы тут… ненадолго. Ага. Я кивнул, отворачиваясь, чтобы скрыть насмешливую улыбку. Можно спорить на что угодно – понесли новость в народ. Проводив «разносчиков» глазами, Тёма откинулся к стене. Развезло товарища Трошкина. Кристина обвела нас блестящими глазами. – Одни мы остались, – тихонько сказала она. – Знаете, какой стих сочинил Павлик? Как раз накануне… Помните, у Агаты Кристи? «Десять негритят»? – Хороший фильм, – кивнул Тёма. – Там еще считалка была… – Вот-вот! – подхватила девушка. – И Павлик под нее декламировал: «Четыре попаданца ушли на фронт сражаться. Один из них убит был, и их осталось трое…» Я его обозвала дураком тогда… Опустив глаза, я поболтал кружкой с остатками коньяка. Нагревшись в ладони, «Мартель» ласкал ноздри ароматцем дуба и ванили. Трошкин лениво ссутулился, глядя в окно, за которым багровело небо, и тихонечко напел: – Дымилась роща под горою, и вместе с ней горел закат… – А тебе известно, что все те «восемнадцать ребят» служат с тобою рядом? – Полюбовавшись глубиной изумления на Тёмкином лице, я допил коньяк. – К-как? – пролепетал Артем. – Правда, что ли? Я думал, сочинили просто… – Да куда там! Лапин, Кигель, Закомолдин, Ярута, Панин, Касабиев… Все они будут там – «у незнакомого поселка, на безымянной высоте». Хотя, может, и не будут – история вильнула чуток… – Нащупывает иную колею… – пробормотала Кристина. – Угу… – Слу-ушайте… – воспламенился Трошкин. – Помнишь, ты с Кристинкой спорил, что нам в сорок третьем фрицев не одолеть? А вдруг?! – Бесполезно, – мотнул я головой. – Германия очень и очень сильна, на Третий рейх вся Европа, считай, пашет. То, что армии бьются – вторично. Первична экономика. Немцы капитулируют, как только выдохнутся, а вся их хваленая индустрия развалится. Наши под Сталинградом разгромят всего лишь 6-ю армию Паулюса. Мы тут громим 9-ю армию Моделя. Хотя… развалу можно придать ускорения. Вон, ту же сталь взять. Руду немцам возят угодливые шведы, нейтралы хреновы. Начнет Балтийский флот топить транспорты – останется рейх без железяк. Никель фрицы тягают из Печенги. Ударит там Северный флот – фиг им, а не никель. Бензин для люфтваффе гонят из румынской нефти. Накроет Черноморский флот промыслы в Плоешти – и не взлетят «мессеры». Вот только все флоты наши на приколе будто. Сложно всё… – Да уж… – вздохнул Трошкин. – Я раньше, помню, негодовал: ну чего они так тянули со Ржевом? А как попал, как похлюпал по слякоти… Сразу дошло! – Ладно, мальчики, – встала Кристина, – пойду я. – Я провожу. Мои слова звучали не просительно, не деловито, а как-то… По-дружески, что ли? И девушка согласилась: – Проводи… – Опустив голову по привычке, словно задумавшись, Кристина вышла на улицу. Я шагнул следом, расстегивая кобуру. Так, на всякий случай. Мы шли молча и неторопливо, как на прогулке, прямо по улице – тротуарам я не доверял. Вполне могло что-нибудь на голову свалиться, иные дома на одном честном слове держались. Завечерело. Ни одной тени – все стянулось в синеватый сумрак. Темнеющее небо нависало, готовясь протаять первыми звездами. – Помню, как в детстве мечтала, чтобы все-все-все вдруг исчезли из города, – негромко заговорила Кристя, – и я бы осталась одна. Хочу – в магазине платья меряю. Хочу – мороженое лопаю. Или в конфеты руки запускаю по локоть… Дурная была, не понимала, до чего же это страшно – тишина и пустота в целом городе. Выморочном городе… Передернув плечами, она придвинулась ко мне и взяла под руку. Я благодарно прижал локоток. – Ты не жалеешь, что… здесь теперь? – осторожно спросила девушка. – Нет, – качнул я головой. – Будущее… Жалкое оно какое-то, выхолощенное. Идею отняли, а что взамен? Сто сортов колбасы? Нет, даже в этом обманули! Сплошной эрзац. И люди такие же стали – манекены ходячие, муляжи. Девушки и те – модели… – А я? – улыбнулась Кристина, заглядывая мне в лицо. – Ты – настоящая, – признал я. – Хотя… тоже не сразу разглядел. А потом… – А потом? – тихонько повторила девушка. – Суп с котом, – вздохнул я, не выдавая тайны, как Мальчиш-Кибальчиш. – Ладно-ла-адно… – затянула Кристя. – Все равно ж вызнаю! – Верю, – улыбнулся я, останавливаясь у дверей эвакогоспиталя. – Пока, – шепнула девушка, привставая на цыпочки. Поцеловала. Не в щечку. В уголок губ. * * * Я вежливо постучал в расхлябанную дверь и вошел. – Разрешите? Через пыльные окна, заклеенные косыми крестами бумажных полосок, упрямо прорывалось солнце, высвечивая маленькую комнатку. Ее загромождали рассохшиеся шкафы и облупленные сейфы, а за шатким столиком, устланным газетами, восседал военком 3-го батальона – старший политрук Данил Зюзя. Невеликого росточку, но весьма упитанный, военком нежно улыбался, нарезая шмат сала тоненькими ломтиками. – Ныяк товарищ комба-ат… – пропел он, хищно шевеля пшеничными усами. – Заходьтэ, заходьтэ! Мэнэ вжэ доложили про вас, дуже рад знайомству! Ты вы сидайтэ, побалакаемо… Ось спробуйтэ, шо мэни досталося! М-м-м… Сказка! Заняв шаткий венский стул, я отломил кусочек ржаного и положил сверху пару бело-розовых лепестков сала. Вкус… Специфический! – Свэженькэ, гарнэнькэ… – журчал мой визави, причащаясь. Неожиданно в его глазах, разгоняя жирные волны блаженства, проглянула деловитая серьезность. – Вы, товарищ комбат, нэ слухайтэ, шо про мэнэ кажуть… – Зюзя кинул в рот «малэньку» дозу сакрального хохляндского яства и задумчиво умолол ее. – Можэ, я и куркуль, та оцэ ж нэ задля батальону! Хиба ж я крыса яка, щоб вид своих ховаты? А якщо трэба щось добуты у штабу дивизии… Та хоч у штабу армии! Вы зараз приходьтэ до мэнэ. |