
Онлайн книга «Стигма ворона 4»
![]() Так мир Внешнего круга постепенно приходил в движение. «Собирается большая волна», — сказал Эшу ворон. «Да. И скоро эта волна ударит в стены застав Внутреннего круга», — ответил парень. Но дальше продвижение этой самой «волны» сильно замедлилось из-за ухудшившейся погоды. Целую неделю лютовал мороз, сменяющийся снежными буранами. Небольшой переход до Гончарска занял больше двух дней, до Излучины — целую неделю. В итоге пришлось принять решение остаться в Излучине до окончания непогоды. Городок почти не защищался от чужаков. Здесь было мало стражников, а стигматиков можно было пересчитать по пальцам. Вторжение местные горожане восприняли как очередную беду, которую нужно перетерпеть — как потом оказалось, немногим раньше здесь же останавливалась гвардия носителей акады. Въехав в город, Эш в сопровождении Аншара сразу же направился в ратушу. Разговор с городским советом оказался долгим и на удивление доброжелательным — никто не хотел лишних столкновений и кровопролития. А когда беседа закончилась, все участники вышли на переполненную площадь к взволнованным людям, чтобы огласить принятые решения. И вдруг Эш услышал гулкие ритмичные удары барабанов со стен. — Это еще что? — нахмурившись, спросил он у одного из стариков-советников. — Излучина приветствует подошедших к ее стенам Великих Хозяев, — с достоинством ответил старик. — Мы умеем встречать тех, с кем не желаем ссориться. Был отдан приказ осуществить внеочередное кормление... Жаркая волна прилила к щекам Эша. Кормление. Он все еще помнил радостную музыку на стене, в то время как его самого и других обреченных выталкивали копьями из каменного мешка прямиком в зубы отожравшейся кабаньей туше... — Какое еще к акадам кормление? Какие хозяева?! — разъярился он. — Ну как же? Те, которых вы привели под наши стены... — Я столько времени потратил на то, чтобы объяснить вам происходящее, а вы за старое?.. Чтоб вы знали, это — гиганты Иркаллы, а не ваши подзаборные свиньи! Прекратить немедленно! — Боюсь, это уже невозможно... «И этих людей я собираюсь спасать?» — пронеслось в голове у Эша. Чуть расфокусировав взгляд, он осмотрел пространство вокруг. Серебристые нити Первого чуть дрожали, местами и вовсе прерывались из-за близости стелы. Но воспользоваться ими все-таки стоило. Протянув руку к одной из них, Эш ощутил нить под пальцами, как натянутую струну. Рука стала золотистой, нить — тоже, и в следующее мгновение молодой ворон очутился там, где хотел — на городской стене. Одним мгновением. Изумленные возгласы советников, оханье народа — все это вмиг осталось за спиной. А на городской стене, дрожа от мороза в летних ритуальных одеяниях, предназначенных для праздника кормления местного Хозяина, стояли жрецы с барабанами и золотой чашей. Под стеной испуганно жались человек двадцать узников — с цепями на руках и ногах, в тонких штанах и рваных рубахах. Гиганты смотрели на них, чуть покачиваясь из стороны в сторону и мерцая энергией. Все-таки в них и правда была частица сознания спящего Первого, и на предложенную им пищу они взирали с пренебрежением горного тигра, которому в миску положили капусту. От неожиданности у одного из жрецов вывалилась из руки колотушка. — Господин... — проговорил было он, но Эш не стал его слушать. — Прекратить немедленно! — приказал он, опрокинув украшенную чашу. — Привыкли жить, как скоты... Выпустив черные крылья, Эш широко распахнул их и одним прыжком спустился со стены к узникам. При виде получеловека-полуптицы бедняги не обрадовались, а испугались еще сильней. Несколько человек и вовсе с криком бросились в сторону гигантов, озадаченных происходящим. Эш вздохнул. Да уж. Все-таки разница между теми, кто жил на границе с Иркаллой, и горожанами средней зоны была огромной. В Уршу мало кого можно было испугать трансформацией. Но там чуть ли не в каждой семье был свой стигматик — это обеспечивало выживание. Но здесь даже простые стигматики уже становились редкостью. Надо привыкать, что скоро на все их войско начнут таращиться, как на орду одержимых. Эш приблизился к приговоренным и спросил: — За что в темнице оказались? — За мятеж против великих отцов двенадцати акад, — стуча зубами от холода и страха ответил крупный плечистый узник со свежим шрамом на щеке и лиловыми отметинами на руках и шее. Похоже, в тюрьме он тоже вел себя непокорно. — Хорошо, — отозвался Эш, и, выпустив когти, принялся разрезать кандалы на руках узников, будто хлеб. — Считайте, вы помилованы. Можете вернуться в свои дома, или присоединиться к моим странникам — вон там, — указал он рукой на приближавшуюся к городу вереницу заснеженных саней. — Вам дадут одежду и пищу. Но если на вас кто-нибудь пожалуется, не обессудьте — шкуру с живых сдеру, кишки выпущу и жрать заставлю. Ясно? К этому времени робкими шагами к нему подошли те приговоренные, которые поначалу испугались облика Эша даже больше, чем гигантов. — Вы все слышали? — хмуро спросил молодой ворон, повернув к беглецам свое почерневшее, искаженное трансформацией лицо. — Да, господин, — почти шепотом ответил ему самый храбрый из всех и неуверенно протянул руки. — Ты... Ты нас тоже освободишь? Вместо ответа Эш рассек его цепи. Остальные уже смелей окружили своего спасителя, бормоча благодарности, но при этом пряча глаза — даже сейчас Эш-полуворон их до смерти пугал своим видом. Закончив с приговоренными, Эш снова взялся за нить Первого и мгновенно вернулся к ратуше. Когда Эш в своем все еще полуптичьем облике возник опять рядом с советниками, люди на площади заохали, зашевелились и загудели. «Одержимый!» — говорили одни. «Он как бог!» — шептались другие. — Наш храм приветствует Черного Орла Иркаллы и просит его о помиловании! — вдруг громко вскричал седобородый старик в жреческом облачении, молитвенно вскинув руки к небу. — Господин Эш не намеревается причинять вам вред! — громко ответил на возглас жреца самый молодой из советников. — Все, что ему нужно — это пища и кров для его спутников! Площадь загудела еще сильней. Между тем в ворота стали въезжать первые семьи горожан из Уршу. — А вас, господин Эш из Сорса, я готов пригласить в свой дом! — с самым любезным видом заявил старик, который сообщил о кормлении. — Если, конечно, вы не побрезгуете... |