Книга Своя чужая жена, страница 28 – Марика Крамор

Пропускаю последнюю реплику мимо ушей. Он на моё решение никак повлиять уже не сможет, потому что оно было принято раньше.

Я закатываю глаза в потолок, а потом…

Провожу ладонью по мужскому затылку и предлагаю просто и искренне:

— Давай пиццу закажем? И кино поставим, — да, и проведём этот вечер вместе. Я на это согласна. Странно, но больше никого не хочу сейчас видеть.

Я знаю, что это неправильно. Я понимаю, что это очень странно и может привести к вполне ожидаемым последствиям. Но на душе так тепло, когда я вспоминаю канувшие в лету моменты тихого счастья и радости рядом с этим человеком. Хочется просто окунуться в них ненадолго. А его запах, плотная, пуленепробиваемая аура уверенности подстёгивает ещё сильнее.

Я особенно остро осознаю, что сижу, вся заплаканная и с опухшим носом, у него на коленях в короткой мужской футболке. В такой позе она ничего не прикрывает. Ноги обнажены полностью. А со стороны, наверное, даже бельё видно. Но меня это отчего-то совершенно не смущает.

Взгляд Долохова темнеет мгновенно, безошибочно чётко отражая мужское возбуждение и внутреннее пламя. Затуманенный взор медленно скользит от подбородка вверх, «дотрагиваясь» до губ, лаская щеки, нос и глаза.

Я чуть приоткрываю сомкнутые губы и слишком шумно втягиваю воздух… И в душе радуюсь скупой мужской реакции.

Долохов крепко стискивает зубы. Взгляд его твердеет, наполняясь решимостью. Широкая ладонь тут же накрывает мой живот и скользит под подол.

Пальцы крепко фиксируют мои бёдра и прижимают к паху ещё сильнее. Я еложу в стальных объятиях, ловя себя на мысли, что эта игра доставляет мне неимоверное удовольствие. Я завожусь с полувзгляда. Это он тоже понимает. И, конечно, попробует сделать так, чтобы наши тела как можно скорее перестали разделять лишние шмотки и расстояние.

— Котёнок… — его губы накрывают мою шею, лаская языком, а я только и успеваю отворачиваться и давиться непрошеной улыбкой. — Давай… — широкая ладонь скользит по моему горлу вниз, минуя ключицы, огибая грудь, скользит по животу. — Давай…

С ума сводит его тихий шёпот, и слишком поздно доходит осознание, что Коля говорит про пиццу и предложение посмотреть вместе кино.

Мне до безумия, до сумасшествия нравится всё, что сейчас происходит. Но переходить очередную черту я не готова. Мне известно, как этот человек умеет ставить точку. Безапелляционно. Коротко и бесповоротно. Совершенно не интересуясь ничьим мнением. Да, это так и есть. И я уже научена горьким опытом.

Уверенно отклеиваю мужскую клешню от своего бедра, а он уже совсем обнаглел и полез под футболку. Засранец Долохов, знает точно, чего я хочу…

— Подумай хорошенько, Коля. Ты точно согласен мучиться со мной два часа, пока кино не закончится? Потому что потом я поеду домой. И ты ко мне ни разу не прикоснешься.

— Сколько ещё ты будешь меня отталкивать? — мужской голос хриплый, а в глаза Долохову даже не хочется заглядывать. Я в них утону.

— А я и не собираюсь притягивать. Понимаю, что у тебя совершенно другие взгляды на то, как мужчина и женщина могут проводить совместный вечер. Я не против. Дело, как говорится, твоё. Ты только скажи сразу, что попытаешься настаивать на своих условиях, и не будет вообще никаких проблем. Я поеду, а ты приглашай, кого хочешь. Сразу в постель, минуя испытание кинопросмотром.

Я говорю с долей сарказма. Но мужской ответ неожиданно стирает с моего лица лукавство полностью:

— Мне, кроме тебя, никто не нужен. Аль, давай попробуем заново?

Господи. Только не это… Вот теперь мне по-настоящему страшно смотреть в его глаза. Я не выплыву. Не сегодня уж точно. Это в самом деле так. Я устала плыть против течения.

Боюсь шелохнуться, но Долохов перетягивает мой взгляд, заставляя поднять на него глаза.

Столько всего затаилось на дне тёмных глубоководных омутов, что я просто отмахиваюсь от всего этого. Невозможно. Если бы я плохо знала Колю, сказала бы, что он либо играет, либо сошёл с ума. Но никогда не бросает слов на ветер.

— Что попробуем? Снова спать вместе?

— Разве у нас был только секс? Разве для тебя это совсем ничего не значило? — мне хочется, чтобы он замолчал. Столько слёз я тогда выплакала…

— Какая разница. Это ничего не значило для тебя. В первую очередь, для тебя не оказалось ничего, что было бы достойно продолжения.

— Аль. Всё, что у нас было, достойно продолжения.

Мой голос пропитан сарказмом и какой-то неуловимой, горькой ноткой. Настроение становится ещё хуже. На сердце опускается тяжёлый камень. Коля будто совсем не улавливает настроение следующей реплики:

— Тебе не кажется, что это предложение смешно как минимум, как максимум странно и неуместно?

— Нет, не кажется.

Близость его тела начинает захлестывать меня неудержимыми эмоциями. Тембр его глубокого, спокойного голоса бесповоротно засасывает меня в параллельную реальность. Воспоминания прошлого укрывают с головой, напоминая, каким был раньше этот мужчина, как быстро он успел просочиться в душу и как много он для меня значил.

— А что… с другой у тебя как-то недостойно сложилось, раз ты решил вернуться в прошлое со мной?

Он отвечает медленно. А каждое слово неторопливо вонзается в сердце, впивается в моё доверие, хоть разум запрещает пропускать их через себя.

— Да не было у меня другой. Ни тогда. Ни сейчас. И мне только одна женщина нужна. Ты.

Отворачиваюсь, потому что, когда я семь лет назад придумывала сценарий нашей с ним неожиданной встречи, там звучали именно эти слова.

«У меня другой не было, мне только ты нужна».

Но это были глупые мечты, чтобы проучить его и утереть нос, сказав, что он мне не нужен и пусть катится ко всем чертям. Но в реальности всё это оказывается совсем иным.

А сейчас слова звучат на самом деле. И я не понимаю, как мне относиться к ним. Более того, я вообще не настроена сейчас отбиваться ещё и от этого.

— Коль. Вот только давай по ушам ездить не будем. Я не особо горю желанием разбираться и во всём этом рыться не планировала.

— Не хочешь выслушать?

— Нет.

Отмахиваюсь от этого разговора, потому что моя нервная система и так подвергалась диким нападкам. Зачем мне ещё и это?

Применяя силу, уверенно стряхиваю с себя мужские руки. Поднимаюсь с его колен и отхожу на приемлемое расстояние. Чего я не учла, так это того, что Коля встанет следом и, прожигая меня твёрдым взглядом, облокотится бёдрами о столешницу.

Но после следующей фразы на меня нападает оцепенение:

— Я сидел, Аль, — с шумом втягиваю воздух, боясь шелохнуться. Мне становится холодно. И зябко.

Прозвучавшие слова оглушают. Я замираю. И пытаюсь выдохнуть. А он добивает меня окончательно: