Книга Неловкая поступь смерти, страница 46 – Наталия Антонова

– Понятно. Но я бы проверила.

– Что тебе пришло в голову? – встрепенулся Наполеонов.

– Шур, ты никогда не слышал поговорку, что даже самая глупая женщина при желании обведёт вокруг пальца самого умного мужчину.

– Не слышал, – нахмурился Наполеонов, – но если вспомнить прародительницу Еву, то я готов тебе поверить.

– Еву оставь в покое, – хмыкнула Мирослава. – Лучше скажи мне, разве в нашем деле не напрашивается вопрос – кому нужно было алиби?

– Убийце, естественно, – уверенно ответил Наполеонов.

Мирослава поморщилась.

– Думай, Наполеонов, думай!

– Ты намекаешь, что… – начал Наполеонов и осёкся, устремив на неё недоумённый взгляд.

Мирослава кивнула.

– Но я же тебе сказал, что Селиванов подсыпал ей снотворное!

– А я рассказала тебе об умном мужчине.

– И глупой женщине! – перебил её он.

– В нашем деле, как я думаю, женщина не была такой уж глупой, а мужчина умным.

– Ты думаешь, что Горбункова не стала пить это молоко?

Мирослава пожала плечами.

– По крайней мере, я это предполагаю.

– И ты решила, что она дождалась, пока Аркадий уснёт… – Наполеонов оборвал себя на середине фразы и замер.

– Да, я так думаю.

– Это логика или интуиция? – осторожно спросил Шура.

– И то и другое, – ответила Мирослава серьёзно.

– Но подумай сама, откуда она могла знать, что Аркадий куда-то ещё собирается? Ведь он мог просто завалиться спать!

– Мог, но я тебе уже сказала, что мы имеем дело не с глупой женщиной. Она, должно быть, за время совместного проживания хорошо изучила своего сожителя. И потом если он никуда не собирался уходить, то зачем он подсыпал ей снотворное?

– Вот это мне и непонятно, откуда она узнала о том, что он ей его подсыпал?! – воскликнул Наполеонов.

– Либо просто предположила, но, скорее всего, объяснение её прозорливости более банально.

– То есть?

– Мила увидела, что Аркадий что-то подсыпает ей в молоко, когда вышла из ванной.

– Но не подала виду.

– Естественно! Зачем ей разрушать собственное алиби.

– Мы не догадались сразу взять у неё кровь, – сокрушённо вздохнул Наполеонов, – а теперь даже если снотворное и было в её крови, то давно исчезло.

Мирослава кивнула:

– Да это так.

– Во всяком случае, доказать, что она не пила снотворное, теперь практически невозможно, – погрустнел Шура.

– А зачем тебе это доказывать? – улыбнулась Мирослава.

– Так… – начал Шура.

– Доказать нужно, что она в ту ночь выходила из дома.

– Трудная задача…

– Можно подумать, что при расследовании других убийств приходилось решать более лёгкие задачи, – небрежно проговорила Волгина.

– Так-то оно так, – грустно согласился следователь.

– Попробуй опросить местных жителей, необязательно из дома, где живёт эта парочка, а вообще обитателей двора. Непременно найдутся любители поздних прогулок, собачники и кто-то ещё.

– Жаль, что старушки в это время уже спят, – вздохнул Наполеонов.

– Может быть, у какой-нибудь из них как раз в эту ночь случилась бессонница, – подмигнула ему Мирослава.

– Тебе легко веселиться, – пробурчал Наполеонов.

Мирослава ласково погладила Шуру, приглаживая взъерошенные волосы.

– Всё-таки любишь ты меня, голубушка, – поймал он её руки и пожал.

– А как же, – откликнулась она, – ты же моя самая близкая подружка, – и чмокнула его в макушку.

– Идиллия, – улыбнулся Морис и пошутил: – Но мне как-то обидно смотреть на ваши обнимашки и чмоки. – Он подхватил кота и прижался щекой к его тёплому боку.

Дон вздохнул, но вырываться не стал, вероятно, учитывая тот факт, что Морис вкусно его кормит.

– Тебе не обидно, а завидно, – хмыкнул Наполеонов. – А идиллия наступит тогда, когда преступник будет задержан.

Когда Наполеонов на следующее утро спустился из «Шуриной комнаты» на кухню, Морис уже нажарил диетических котлет из смеси куриного и индюшачьего фарша. Информировать Наполеонова о том, что в котлетах нет ни говядины, ни свинины, Морис благоразумно не стал. И Шура тотчас принялся уплетать котлеты за обе щёки и нахваливать их. Морис смотрел в окно и улыбался.

Когда все котлеты были съедены, Шура спросил:

– И чего ты там увидел?

– Отсутствие дождя…

– Ну что ж, – это хорошая новость, – вздохнул Щура, – спасибо тебе за завтрак.

– Пожалуйста.

– А теперь пожелай мне ни пуха ни пера.

Морис послушно пожелал, и Наполеонов от души послал его к чёрту.

В это время на кухню спустилась Мирослава и проговорила:

– Шурка, ты неблагодарный поросёнок!

– А чего я такого сказал? – возмутился Наполеонов. – Это же народная традиция.

– Несолидно следователю верить во всякую чепуху, – поддела его Мирослава.

– Это не чепуха, а примета.

– Тем паче.

– Много ты в этом понимаешь! Я вот, когда в школе экзамены сдавал, всегда ходил в одних и тех же носках, – гордо заявил Шура.

– Так вот почему они у тебя стояли, – рассмеялась Мирослава.

– Ничего не стояли, – обиделся Шура, – я в них только на экзамены ходил. А когда возвращался из школы, сразу же их снимал и надевал другие.

– Ага. А в институте ты уже не придерживался этой приметы.

– Откуда ты знаешь?

– До красного диплома не дотянул, – отозвалась она с иронией.

– Подумаешь, одна четвёрка, – фыркнул Наполеонов и тут же пошёл в атаку: – и вообще хватит измываться надо мной с утра пораньше. У меня, между прочим, работы непочатый край!

– Ладно уж, иди, работай, – смиловалась Мирослава, открыла шкаф и достала оттуда шоколад «Бабаевский». – На, – протянула она шоколадку Шуре, – с миндалём.

Тот молниеносно выбросил руку и не успел Морис моргнуть глазом, как шоколад из рук Мирославы переместился к Шуре.

– А где спасибо? – спросила Волгина.

– Я её принял как компенсацию за твои придирки, – и он быстро вышмыгнул из кухни. А вскоре детективы уже услышали звук его выезжающей с участка «Лады Калины».

– Зря вы его цепляете, – тихо проговорил Морис.

– О! – улыбнулась она. – Защитничек сыскался.

– Нет, правда. Ведь работа у него не сахар.