Книга Неловкая поступь смерти, страница 44 – Наталия Антонова

Глядя прямо в глаза Воеводиной, Аветик тихо оправдался:

– Это я от радости, – и добавил: – Может быть.

Она внимательно посмотрела на него, потом улыбнулась и сказала:

– Выкладывай, что у тебя.

И он выложил.

– Молодец, – искренне похвалила Воеводина, – не проглядел. Скорее всего, это то, что нам надо.

Глаза Аветика, так похожие на две черносливины, засветились гордостью.

– Ты иди, Аветик, отдыхай, – сказала Василиса, – я Наполеонову сама информацию передам.

– Спасибо, товарищ… То есть Василиса Никитична.

– Это тебе спасибо, – улыбнулась она, – беги давай, родителям привет передавай.

– Так точно, передам.

Когда за Аветиком закрылась дверь, Василиса подумала: «Совсем мальчишка ещё. Но парень хороший. Чует моё сердце, толк из него выйдет».

Наполеонов отнёсся к сообщению Воеводиной со всей серьёзностью. Он не верил в совпадения и случайности. Тем более что его уже подтачивал червь сомнения в достоверности алиби Селиванова. Поэтому он, недолго думая, вызвал к себе Матвея Пяткова вместе с его девушкой Анжеликой Анатольевной Михеевой.

Свиридова Эдуарда Евгеньевича вызвать не удалось, так как он ещё долечивался в стационаре.

– Интересно, – пробормотал следователь, – как Пяткову удалось отмазаться, если он сломал Свиридову два ребра и нанёс прочие повреждения.

Всё разъяснилось, когда недовольный Пятков ввалился со своей девушкой в кабинет следователя.

Анжелике Наполеонов велел подождать в коридоре, а Пяткова решил сразу взять за жабры.

На негодующий вопль Матвея следователь задал резонный вопрос:

– Что-то я не понимаю, почему вы, Пятков, искалечив человека, разгуливаете на свободе?

– Никого я не калечил! – продолжил возмущаться Пятков. – Этот урод оскорбил мою девушку, и я счёл нужным преподать ему урок галантного обращения со слабым полом!

– Сломав при этом оппоненту два ребра.

– Я же не знал, что они у него такие хрупкие.

– Так как вам удалось выбраться сухим из этой заварушки?

– Мы заключили со Свиридовым сделку, – недовольно пробурчал Пятков.

– Какую?

– Я оплачиваю ему лечение плюс моральный и физический ущерб. Представляете, сколько я на него бабок угрохал?!

– Представляю. Но тем не менее дело на вас может быть не прекращено.

– Это ещё почему?! – взревел Пятков как раненый бык.

– Где доказательства того, что драку затеял Свиридов?

– Так я же предоставил список свидетелей! И все они как один подтвердят мою правоту!

– Да не орите вы так! – Наполеонов сделал вид, что затыкает уши.

– Я не ору, – пробухтел Пятков, – я пытаюсь донести до вас истину. А вы тягаете ни в чём не повинных людей.

– Это вы-то ни в чём не повинны? – хмыкнул следователь.

– Речь, может, и не обо мне, хотя я тоже считаю себя невиноватым.

– А о ком же речь? – спросил Наполеонов.

– Об Анжелике! Она как увидела вашу писульку, так у неё аж все поджилки затряслись.

– Какую ещё писульку?

– Ну, эту вашу бумаженцию, – Пятков потыкал пальцем в повестку.

– Она что же, у вас такая впечатлительная? – улыбнулся Наполеонов.

– Вот сразу видно, что вы в женщинах ни ухом, ни рылом. Моя Анжелика существо трепетное.

– Ладно, – отмахнулся следователь, – оставим в стороне ваши нежности телячьи. Лучше скажите мне, Пятков, вы что же, хорошо знаете всех свидетелей вашей потасовки?

– Всех, не всех, но знаю.

– Я спросил, как хорошо вы их знаете? – уточнил Наполеонов, приняв строгий вид.

– Кого хорошо, кого поверхностно. Вам-то что за дело до этого? Главное, они всё видели.

– Раз спрашиваю, значит, есть дело, – отрезал следователь.

– Чё-то я ничего не понял, – пробубнил Пятков.

– А вам и не надо ничего понимать. Только отвечайте на мои вопросы.

Пятков покрутил головой, точно делал упражнение для своей бычьей шеи и снова завёл:

– Чё-то я…

– Вам хорошо знаком Аркадий Павлович Селиванов? – спросил следователь.

– Аркашка, что ли? – слегка удивился Пятков.

– Допустим. Как хорошо вы его знаете?

– Вообще-то неплохо, но в дружбанах он у меня не значится.

– Как часто вы встречали Селиванова в «Трёх устрицах»?

– Время от времени, особенно когда Аркаша был на мели.

– То есть Селиванов посещал «Три устрицы», когда у него были проблемы с деньгами?

– Ну да, так-то он, по словам корешей, в «Кармелите» больше ошивался, а как в кармане образовывалась дырка, так и вспоминал о «Трёх устрицах».

– Эти ваши «Три устрицы» типа притона, что ли? – поинтересовался следователь.

– Почему сразу типа притона, – обиделся Пятков, – просто недорогой, но вполне приличный клубешник.

– Где можно нарваться на ваши кулаки.

– Ага, а в их «Кармелите» можно на пулю нарваться.

– Это-то вам откуда известно?

– Так в прошлом году там перестрелка была, и двух пацанов пришили.

– Проверим.

– Проверяйте. Информация точная, точнее не бывает. А в «Устрицах» всё тип-топ.

– Только не для Свиридова, – напомнил Наполеонов.

– А не надо было нарываться!

– Пятков вы мне надоели хуже горькой редьки!

– Так я к вам в гости не напрашивался!

– Ладно, выметайтесь отсюда!

– А Анжелика? – вытаращил глаза Пятков.

– Что Анжелика?

– Вы не будете с ней разговаривать?

– Нет, я уже с вами наговорился досыта.

– Зачем же тогда вызывали девчонку? Только бы жилы из человека потянуть.

– Слушайте, Пятков, я так понимаю, что вы недовольны тем, что я отпускаю вашу девушку? Так я могу и задержать её.

– За что это?

– За соучастие.

– Какое соучастие?

– Так вы выметаетесь из моего кабинета или нет?

– Уходим мы, уходим.

– Пропуск возьмите. И для Михеевой тоже.

Когда Пятков вылетел из его кабинета, следователь облегчённо вздохнул.

«Что же это получается, – принялся размышлять Наполеонов, – выходит, что во время убийства Селивановой Ирины Максимовны Аркадий Селиванов вовсе не спал пьяный в доме своей сожительницы, а проводил время в «Трёх устрицах». Однако Сергей Понамарёв утверждал, что, когда он привёз Селиванова домой, тот еле на ногах держался. Людмила Горбункова показала, что Аркадий сразу лёг спать и проспал чуть ли не до полудня следующего дня. Что и немудрено, если остаток ночи он провёл не в своей постели, а в «Трёх устрицах». Но в любом случае у Аркадия Павловича Селиванова имеется алиби. И если он действительно был в «Трёх устрицах» на глазах стольких свидетелей, то его уже не сокрушить. Только вот почему он сказал, что спал дома? Ответ напрашивается сам собой – чтобы о его отлучке не узнала сожительница.