Книга Проданная, страница 7 – Лика Семенова

Медик выглянул из смежной комнаты. Широкоплечий, грузноватый, с крупными чертами, что ясно говорило о вальдорской крови.

— Чем могу быть полезен, Огден?

— Посмотри девицу, Тимон. Хочу послушать, что ты скажешь.

Тот улыбнулся и скрылся в комнате, но через минуту вышел, натягивая перчатки. Кивнул на кушетку:

— Раздевайся и ложись.

Я пару мгновений колебалась, но не было выбора. Я лишь могла делать все как можно медленнее, хотя в этом не было никакого смысла. Тимон выдвинул приборную стойку, приготовил реактивы. Повернулся к управляющему:

— Новая наложница, которую сегодня купил молодой господин?

Огден кивнул.

Медик усмехнулся:

— Наслышан. Эффектное появление.

Меня передернуло. Весь дом знает о том, что меня привели голой. Кажется, это всех только забавляло. Сгорая со стыда, я опустилась на кушетку. Загорелись лампы, похожие на глаза исполинского паука. Тимон выдвинул телескопические стойки и бесцеремонно закинул мои ноги. Я отвернулась, не в силах наблюдать, как он копошится. Пищали датчики, что-то холодное касалось кожи.

Наконец, медик откатил приборную стойку и заинтересованно уставился на управляющего:

— Так что ты хочешь услышать? Девственна ли она?

Я повернулась и не сводила глаз с лица Тимона. Нет, конечно, я не надеялась, что он прочитает мой взгляд и все поймет. Поможет.

Вру. Надеялась. Сама не знаю, почему.

Огден многозначительно кивнул, прикрывая глаза.

Тимон усмехнулся:

— Девственница.

— И какова природа этой девственности?

Медик вновь загадочно улыбнулся и посмотрел на меня. Я перехватила его взгляд, вцепилась и едва качнула головой. Он понял меня. Я видела по глазам. Но захочет ли помочь?

Медик тянул картинную паузу. Наконец посмотрел на управляющего и снял перчатку со звонким шлепком:

— Природа самая что ни на есть природная. Но эта рабыня почему-то хочет, чтобы считали иначе. В целом тело здоровое и чистое. Без следов седонина и иных веществ. Хороший экземпляр.

Внутри все ухнулось. Я спустилась с кушетки, наспех натянула платье. Пальцы не слушались. Глупая надежда. Я просто пыталась ухватиться за самое невозможное.

Огден лишь хмыкнул и пристально посмотрел на меня:

— Ну-ка, пойдем.

Управляющий снова расположился в мягком кресле своего кабинета. Теперь его блеклые глаза смеялись. Он раскачивался и барабанил пальцами по столешнице.

— Пожалуй, надо было попросить Тимона проверить твои мозги, а не то, что ниже.

Я молчала. Стояла, опустив голову, и комкала платье взмокшими пальцами.

— Как тебе это в голову пришло?

Я снова молчала.

— Ну же! Отвечай, когда тебе приказывают.

— Я не хочу, господин управляющий, — я едва узнала собственный голос.

Огден нахмурился:

— Здесь никто не спрашивает, чего ты хочешь. Отвечай. Как тебе в голову пришло обманывать меня?

Я покачала головой:

— Я не хочу. Умоляю. Сжальтесь. Отправьте меня на любую работу, только…

Я не договорила. Слезы отчаянно катились по щекам. Перед глазами плыло.

— Только что?

Я не знала, как сказать о том, что не хочу в постель его господина. Он сочтет это оскорблением, и будет только хуже.

Я покачала головой, утирая слезы:

— Я недостойна этой чести, господин управляющий.

Огден рассмеялся. Так, что даже раскраснелся:

— Ты боишься. Настолько, что готова оболгать и себя, и того лигура, который тебя продал?

Я молчала.

— Это мило. Как минимум, этот глупый рассказ позабавит господина.

Или вызовет интерес… И если управляющий действительно все расскажет — то сделает это нарочно.

— Господин не желает видеть тебя в своей постели.

Я не верила ушам. После всего? Не желает? Или главным развлечением было провести меня голой?

— Ты отправишься прислуживать в покои. Обычной комнатной рабыней.

Я смотрела в лицо управляющего, стараясь различить ложь. Просто не могла поверить, что мне так повезло.

— Вы смеетесь надо мной? Это жестоко, господин управляющий.

Огден изменился в лице. Помрачнел, подвижные тонкие губы сжались в прямую полосу:

— Как ты смеешь говорить мне подобное? Сомневаться в моих словах? Ты слишком дерзкая для рабыни.

Я опустила голову. Я забылась.

— К работе приступишь сегодня же.

Он поднялся, подошел вплотную и подцепил пальцем длинный золотистый локон:

— У тебя красивые волосы. Мягкие, как шелк, тонкие. Не то что проволока на головах вериек.

С каждым словом я холодела. Мне обрежут волосы. Как и положено рабам — по самый подбородок. Если я не наложница — длинные волосы мне не положены. Я никогда не была остриженной. Наверное, даже не смогу на себя смотреть. Но если это необходимая жертва…

Огден выпустил прядь:

— Готова? — Он помедлил. — Расстаться с волосами?

Я лишь опустила голову еще ниже. Ничего не отвечала.

— Кажется, я задал вопрос.

Я стиснула зубы:

— Режьте, господин управляющий.

Он цокнул языком:

— Сколько же лет понадобится, чтобы они отрасли вновь? Сколько?

Я пожала плечами.

Лучше бы все сделали без лишних предисловий. Единым махом. Чтобы место сомнений тут же заняли сожаления.

Огден вновь поддел мои волосы рукой, будто любовался:

— Думаю, разумно с этим повременить. Хозяйская воля переменчива. Может, господин еще пересмотрит свое решение. Жаль портить красоту.

Внутри все сжалось. Управляющий только что вселил надежду, и тут же ее отобрал.

Он махнул рукой где-то за своей головой:

— Собери в пучок. Аккуратно, чтобы не бросалось в глаза. И не смей плести косу, как господа.

Я кивнула, комкая ледяными пальцами платье. По пристальному взгляду управляющего поняла, что должна убрать волосы прямо сейчас. Кое-как скрутила в толстый жгут, замотала на затылке. Как могла, пригладила пальцами на макушке.

Огден удовлетворенно прикрыл глаза:

— Очень хорошо. Что ты умеешь делать?

Казалось бы, простой вопрос застал меня врасплох. Я не умела ничего. В доме Ника Сверта я жила как свободная имперка. Много читала. Даже прошла школьную программу, выучила несколько языков. Я мечтала учиться дальше, но мое положение этого не позволяло. Порой я подавала за столом, когда приходили важные гости. Тот же Валериан Тенал. Порой поддерживала беседу. После ужина часто читала Сверту и маме стихи Тила Моэнса. Они оба очень любили. Полюбила и я, многое знала наизусть. Когда у Ника Сверта были приступы мигрени, порой подолгу массировала ему виски. Он всегда говорил, что у меня волшебные руки, и ему становилось легче даже тогда, когда не помогали медикаменты.