Книга Попробуй меня разлюбить, страница 68 – Мария Высоцкая

— Мам, давай успокоительного на двоих бахнем, а?

— Давай.

Мы перемещаемся в кухню. Мама суетливо открывает шкафчик, где стоит аптечка. Достает бутылек, встряхивает и разочарованно вздыхает.

— Капли закончились.

Бегло оцениваю обстановку и беру из бара коньяк.

— Катя!

— А что? — вытаскиваю пробку. — На безрыбье, — пожимаю плечами.

Мама достает бокалы. Я быстро разливаю алкоголь, буквально на глоточек.

Обе выпиваем залпом и морщимся. Мама растирает плечи и плотнее закутывается в кашемировую шаль.

Такая она у меня красивая, только сегодня заплаканная. Поникшая. Сердце рвется, когда вижу ее в таком состоянии.

— Прости, мам, — бормочу и отвожу взгляд. Не могу ей в глаза смотреть. Стыдно. Так стыдно, что из-за меня она как на пороховой бочке живет. — Я у вас какая-то неправильная, наверное. Это все вседозволенность, — смеюсь, а на самом деле хрипло каркаю.

Мамины ладони обхватывают мои щеки.

— Главное, что ты цела. Это главное, Катя.

— Все будет хорошо?! — с надеждой заглядываю маме в глаза.

— Лучше.

Ее улыбка внушает уверенность и придает сил. Я выдыхаю и впервые после похищения начинаю дышать полной грудью. На меня опускается облегчение, которого я не испытывала уже долгие и долгие месяцы.

Моя мама — единственный человек, кто пережил со мной эти полтора года от начала и до конца. Она всегда была рядом. А я знала, что она никогда не осудит. Поймет. Поговорит. И моя благодарность за это просто не знает границ. У меня самые лучшие родители в мире.

Но на деле, вместо того чтобы ее выразить, эту благодарность, я подкидываю своим родным и любимым людям все новые и новые проблемы с переживаниями.

— Прости, — сглатываю и все же срываюсь. Реву. Захлебываюсь слезами, крепко вцепляясь в мамины плечи. — Я так виновата перед вами. Так виновата. Если бы я только могла все забыть и отпустить, мамочка, если бы я могла снова влюбиться и начать жизнь заново. Но я не могу. Он будто проклятие, понимаешь? Я просто не могу без него, мама.

— Ну, все-все.

Мама гладит меня по голове, касается губами щеки и снова крепко прижимает к своей груди.

— Моя маленькая девочка. Катюша. Все будет хорошо. Я тебя понимаю и всегда пойму. Что бы ни происходило, мы с папой всегда на твоей стороне.

— Против всего мира? — хлюпаю носом.

— Против всей бескрайней вселенной, родная. Тебе нужно поспать. Это был ужасный день.

— Тебе тоже, — беру ее за руку.

Мы поднимаемся на второй этаж и ложимся в родительской спальне. Мама выключается почти сразу, а вот я долго ворочаюсь. Сон не идет. В какой-то момент тихонечко выскальзываю в коридор и иду к себе.

Там тоже, к сожалению, слоняюсь из угла в угол. Полвторого ночи.

Проверяю телефон, Данис так и не позвонил. Где он? Что сейчас делает? А папа где? Они вместе? Что там происходит?

Скребу зубами по нижней губе. Несколько раз нахожу в контактах номер Даниса, но позвонить не решаюсь. Он оставил мне свой телефон, но что, если мой звонок будет сейчас не к месту и сделает только хуже?

Лучше утром. Все важные дела я оставлю на утро. Сейчас же приму душ и попытаюсь уснуть.

Набираю пенную горячую ванну и лежу в ней, пока вода не становится прохладной. Распаренная кожа скукоживается. Заворачиваюсь в полотенце и беру с полки спрей для волос. Сбрызнув пряди, прохожусь по ним расческой и забираюсь под одеяло.

Глаза после ванны слипаются сами собой. Я уже ловлю за хвост первый сон, когда оставленный на столе телефон взрывается громкой мелодией. Какого черта я выключила режим «не беспокоить»?

Первая мысль, конечно, звучит как — проигнорируй.

«А что, если это Данис?» — такая уже прилетает следом. Вскакиваю с кровати и хватаю айфон.

Гирш? Несколько раз моргаю, рассматривая имя звонящего.

— Ты офигел? Ночь, вообще-то!

— Привет, красотуля. Судя по голосу, ты жива, — ржет этот гад.

— Жива, — фыркаю, устраиваясь в кресле. Правда, тут же поднимаюсь на ноги, начиная мерить комнату шагами. Состояние спокойствия теперь мне может только сниться.

— Радует. А то я тут ссыканул.

— Ты за меня переживал? — перехожу на томный, но сквозящий иронией голос.

— Конечно, моя любовь. Тебя в башню посадили или завтра сможем пересечься?

— Понятия не имею, — выглядываю в окно, отодвинув шторку. Папиной машины во дворе до сих пор нет. Он всегда, если поздно приезжает, в гараж ее не загоняет.

— Отелло своему передай, что он мне поход к стоматологу торчит.

Хмурюсь, повторно прокручивая в голове последнюю фразу Гирша.

— Какого Оте… Стоп! Ты виделся с Даном?

— Скорее, с его левым хуком. Днем сегодня.

— Он тебя ударил? — шепчу в ужасе.

— Ты меня недооцениваешь, Катрин. Мы подрались.

— Да? — хмыкаю. — Я что-то у него на лице сегодня последствий этого боя не заметила.

Гирш громко ржет и щелкает зажигалкой. От одного звука меня саму тянет закурить.

Беру из сумки сигареты и спускаюсь вниз. Натянув угги и пуховик, нацеливаюсь на задний двор. Смахнув снег с замерзших качелей, сажусь на них и прикуриваю сигарету. Делаю первую крепкую затяжку и, запрокинув голову, выдыхаю дым в темное звездное небо.

Оно такое ясное. Красивое.

Мороз пощипывает щеки и голые икры.

— Ты сам-то как? — спрашиваю, рассматривая сверкающие кристаллики снега под фонарем.

— Норм.

— Что Ника твоя?

— Какая такая Ника?

— Не прикидывайся деревом, Ян. Ты с ней поговорил?

— Я передумал.

— Идиот, — закатываю глаза. — Потом будешь жалеть.

— Жалеть? Ты меня с кем-то путаешь, Токман.

Гирш громко смеется, но я уверена, что напоказ. Дурак он и есть дурак. Влюбился как ребенок. Только вот выбор пал на сводную сестру. На дочь женщины, которую он люто ненавидит…

— Ладно, сделаю вид, что поверила.

— Вопрос остается незакрытым. Завтра увидимся?

— Я позвоню. Не знаю, Ян.

Поднимаюсь с качели и шаркаю по снегу к дому. Янис желает мне ночи без кошмаров и отключается.

Ног я не чувствую. Минут двадцать на морозе проторчала. Дома первым делом иду на кухню, чтобы налить себе горячего чая, но так и замираю в дверях.

Три часа ночи, и, пока мама мирно спит наверху, на нашей кухне вовсю кипит жизнь…