Книга Тайны сердца. Загадка имени, страница 34 – Амели Нотомб

– Я нашла координаты того подросткового психолога, про которого говорила вчера.

Доминика записала телефон и, боясь, как бы Рен на этом не завершила разговор, рассказала о своей вечерней беседе с дочерью.

– Это, скорее, обнадеживает, – заключила Рен.

– Не знаю даже. Она ужасно скрытная.

– А вам не кажется, что школьные успехи – показатели понадежней, чем слова Каракалы?

– Я тоже так думала до разговора с ней. Теперь мне стыдно. Сегодня утром я даже не решилась одеться. Так и хожу в пеньюаре.

– Но почему?

– Стоит моему глазу упасть на один из моих костюмов, как я вспоминаю упреки Каракалы, что у меня слишком роскошные туалеты.

Рен расхохоталась.

– Хотите, я приеду и помогу вам одеться?

– Вы серьезно?

Час спустя Рен появилась у дверей квартиры на улице Бургонь.

– Я чувствую себя такой смешной… – проговорила Доминика.

– Бросьте, это забавно. Покажите ваш гардероб.

Доминика открыла шкаф.

– Ну и нечего тут стыдиться, – сказала Рен, изучив коллекцию. – У меня в пятнадцать раз больше туалетов, чем у вас. Мм, какая прелестная юбка! Скорее вечерняя, может быть. О, а вот эти брюки – ровно то, что вам нужно. С ними какой-нибудь простенький черный свитерок… У вас есть что-нибудь подобное?

Рен осталась недовольна тем, что нашла.

– Поехали ко мне. У меня есть кофточка, которая сюда как раз подойдет.

Такси отвезло их на холм Святой Женевьевы ^[11]. Квартира четы Клери выходила окнами на Пантеон. Доминике показалось, что она проникла в святая святых.

Гардероб Рен занимал отдельную комнату. Там царили роскошь и немыслимый хаос. Царственным жестом хозяйка протянула своей гостье черный льняной топ:

– Я была права: он вам очень к лицу. Теперь он ваш.

– Но вам самой он нужен, – вскинулась Доминика.

– Разумеется. Но вы же не хотите, чтобы я отдала вам вещь, которая мне самой уже не нужна!

Они перешли в гостиную. Держа чашку кофе, Доминика не отрывала глаз от Пантеона.

– Мы живем здесь уже двадцать пять лет, и по-прежнему, как и вас, эта панорама меня завораживает. Две мои старшие пойдут этой осенью в лицей Генриха Четвертого ^[12], он тут совсем рядом. Мы с Жаном-Луи особо напирали на аргумент близкого соседства, потому что по оценкам наши барышни не проходили.

– А мой муж так просто одержим желанием, чтобы наша дочь пошла в лицей Генриха Четвертого.

– О, она поступит туда без проблем, с ее-то отметками. Ах, если бы наши дочери могли подружиться, мы были бы просто счастливы. У моих нет никаких проблем с общением. Зато учеба их абсолютно не интересует.

– Наши дочери никогда не станут подругами, – печально заметила Доминика.

– Почему вы так считаете?

– Потому что подругами становимся мы с вами. И если они встретятся, то, скорее всего, возненавидят друг друга.

– Интересная теория. Надо будет ее проверить.

На следующий день Доминика привезла дочь пить чай к своей новой подруге. Рен вздрогнула, увидев Эписен.

– Как она похожа на вас! – поспешила она заверить Доминику, от которой не укрылось ее изумление. – Здравствуй, Эписен.

– Она в большей степени похожа на своего отца.

Пока им подавали чай, девочка с нескрываемым любопытством оглядывалась по сторонам. Но особенно ее внимание привлекала хозяйка дома: она не таясь пожирала ее глазами. Однако стоило в гостиную войти трем барышням, Эписен вновь спряталась в свою скорлупу.

Доминика же пришла в восторг:

– Три верные копии своей матери!

И действительно, Флоранс шестнадцати лет, Элеонора пятнадцати лет и Каролина четырнадцати были одна другой краше и свежей. Они постарались заманить Эписен в свои комнаты, но натолкнулись на глухую стену отказа. Девушки не стали настаивать и упорхнули стремительным вихрем.

– Ваша теория подтверждается, – заметила Рен.

Начался самый необыкновенный год в жизни Доминики. Ее дружба с Рен с каждым днем крепла. И чем больше подруга выказывала ей свое доброе отношение, тем больше расточал ей комплименты собственный муж.

Почти каждый день Доминика проводила с Рен и почти каждый вечер рассказывала мужу, чем они были заняты в течение дня.

«Как это мило с его стороны, что он слушает меня с таким интересом! Не знаю уж, чего такого находит он в наших развлечениях», – думала Доминика. Но в то же время она не говорила ему самого для него главного, чего он ждал. А с Доминикой произошло то, что ярче всего окрашивает обыденное существование: она была обольщена. Клод тоже обольстил ее когда-то, и ей безумно это понравилось; тогда это продлилось несколько дней. С Рен обольщению не было конца.

Новая подруга обладала талантом очаровывать всех. Было совершенно очевидно, что это не сумма приемов. В ее очаровании было что-то магическое и в то же время совершенно естественное, что давалось Рен без усилий. Когда, после вылазки в город, женщины возвращались в квартиру на холме Сент-Женевьев, хозяйка откупоривала бутылку шампанского, говоря при этом, что «Deutz» – ее любимый чай. Пузырьки игристого вина снимали последние оковы сдержанности, и Доминике чудились искры, вылетающие из уст подруги. Она позволяла пузырькам и искрам проникать в мозг и смаковала пьянящее головокружение.

Как рассказать это Клоду? Да слов не хватит передать такое блаженство. Кроме того, он мог неправильно ее понять и увидеть что-то извращенное там, где она не видела ничего, кроме симпатии и глубокого взаимопонимания, – она была в этом совершенно убеждена.

В придачу ко всему каждое утро она просыпалась в радостном предвкушении встречи с Рен и возвращалась вечером домой, сгорая от нетерпения броситься в объятия мужа и разделить с ним свое счастье.

Единственная тень, омрачавшая этот идиллический пейзаж, было полнейшее безучастие дочери.

– Не беспокойтесь, это у нее возрастное.

– Однако ни вы, ни я не были такими в четырнадцать лет.

– Ни вы, ни я не имели по латыни 19 из 20. И 18 из 20 по математике. И 17 из 20 суммарно по всем предметам.