Онлайн книга «Загадка небесного камня»
|
Маша открыла дверь. Тунгус ожидал ее на пороге с недовольным и обиженным видом – тоже мне, хозяйка называется, бросила кота одного и исчезла в неизвестном направлении! – Ну, не дуйся, Гуся! – Маша почесала кота за ухом, положила ему приличную порцию корма. Кот понюхал корм, фыркнул и возмущенно удалился с таким видом, как будто ему положили в миску что-то совершенно несъедобное. Правда, когда через полчаса Маша снова заглянула на кухню, все было съедено подчистую. Сама девушка, когда ехала домой, думала, что готова съесть все, что найдет в доме, – но сейчас вдруг почувствовала, что совершенно не голодна. Она выпила чашку чая, закуталась в плед и прилегла на старый продавленный диван с клеенчатой тетрадкой. Однако строчки сливались перед ее глазами, глаза слипались, и очень скоро она выронила тетрадь и заснула… На следующий день спутники решили оставить шитик и дальше идти пешком: река уходила на восток, а их дорога лежала на север, туда, где упало загадочное небесное тело, туда, куда указывали корни поваленных деревьев. Лодку они вытащили на пологий берег и завалили ветвями, чтобы ее не было видно издалека, прежде того забрав из нее самое необходимое – оружие, спички, соль, легкую палатку и немного сушеного мяса. Николка взвалил на спину мешок с поклажей и зашагал вперед среди поваленных деревьев. Оглянувшись на шитик, Крестовский последовал за проводником. Теперь поход стал по-настоящему тяжелым. Из-за поваленных деревьев идти было очень трудно, и за день удавалось пройти не больше пяти-шести верст. И все эти версты вокруг не было ни зверя, ни птицы – только ряды деревьев, поваленных, казалось, каким-то сумасшедшим гигантом. Оттого, что вокруг не было дичи, стало голодно. Николка ставил силки – но в них не попадала ни одна случайная птица. Сушеное мясо кончилось очень быстро, и они перебивались грибами и съедобными кореньями, которые челдон с трудом находил среди поваленных деревьев. Но еще больше, чем голод, утомлял путников страх. Потому что эта пустая, безжизненная тайга, этот мертвый поваленный лес казался им каким-то злобным, страшным существом. А потом Крестовский почувствовал спиной чей-то взгляд. Он резко обернулся – но ничего не увидел, только какой-то белесый блик мелькнул среди торчащих к небу вывороченных корней. Зато Николка подскочил к спутнику и испуганно спросил: – Что ты видел? Что ты видел, барин? – Ничего… – неохотно проговорил Крестовский. – Ничего, мне просто померещилось… – Скажи правду, барин! – не унимался охотник. – Ты видел ее? – Ее? – переспросил Крестовский. – О ком это ты? – О ней… – Николка перешел на шепот. – О Белой росомахе! – Да никого я не видел, – отмахнулся Крестовский. – Нет никакой Белой росомахи, это пустые разговоры! – Ну, зря ты так говоришь, барин! – Провожатый нахмурился и пошел вперед, то и дело испуганно оглядываясь. На пятый день пешего пути поваленный лес неожиданно кончился. Миновав последние вывороченные из земли деревья, Крестовский внезапно увидел перед собой участок обыкновенной тайги – вековые ели и пихты стояли, как им положено, как будто их не коснулась рука сумасшедшего великана, как будто их не задела безрассудная мощь упавшего в тайгу небесного тела. Но так казалось только издали. Когда путники подошли ближе, они увидели, что стоящие деревья лишены ветвей и хвои, словно они превратились в корявые, обугленные телеграфные столбы. Крестовский не мог объяснить причины этого явления. Однако, по всем законам науки о небесных телах, именно где-то здесь должен был упасть метеорит, а значит – где-то здесь должен находиться оставленный им кратер. Путники обошли по кругу участок стоячего леса. Это заняло у них целый день, но не принесло никакого результата – не было ни кратера, ни каких-то обломков небесного тела. Только круглый участок обгорелой тайги, и со всех сторон от него – поваленные деревья, нацеленные корнями в центр этого круга, уходящие во все стороны на десятки верст… Крестовский был разочарован, но не сдавался. Он зарисовывал все, что видел, записывал свои наблюдения, собирал образцы почвы и обгорелых ветвей. Николка казался еще более подавленным и испуганным, чем прежде, он то и дело останавливался, к чему-то прислушиваясь. Вечером они поставили палатку на краю участка стоячих деревьев, кое-как заглушили голод грибами, которые провожатый поджарил на костре, и легли спать. Проснулся Крестовский посреди ночи от каких-то странных звуков. Вокруг палатки кто-то ходил, трещали ветки, время от времени слышалось низкое угрожающее рычание. Николка сидел, в ужасе глядя перед собой, мелко крестился и бормотал: – Господи, помилуй меня, грешного… Господи, помилуй… Вдруг вход в палатку зашевелился, крепкая ткань начала рваться. Николка вскочил, схватил нож, прорезал дальний от входа край палатки, на четвереньках вылез в этот разрез и бросился наутек. Крестовский хотел было последовать за ним, но не смог пошевелиться – ужас парализовал его. Он лежал неподвижно, вжавшись в землю, и не отрывал взгляда от входа в палатку. Ткань разорвалась, и в образовавшемся разрыве показалась звериная морда – безобразная, отвратительная, покрытая жесткой белесой шерстью. Маленькие злобные глаза скользнули по внутреннему пространству палатки, на мгновение задержавшись на Крестовском, – и вдруг страшный зверь шарахнулся назад и исчез, словно чего-то испугался. Крестовский еще несколько бесконечных мгновений лежал неподвижно, потом вскочил, метнулся к разрезу, проделанному Николкой, и вылез из палатки. Снаружи никого не было, догорал костер. И вдруг невдалеке, в той стороне, куда убежал Николка, раздался крик – дикий, ужасный крик, полный боли и ужаса. Крестовский зажал уши, чтобы не слышать этого крика… но потом в нем проснулись человеческие чувства – жалость и сострадание, и он бросился в ту сторону. Николку он увидел сразу. Охотник лежал ничком, лицом вниз, как тот тунгус, которого они нашли несколько дней назад. Крестовский подбежал к нему, склонился, дотронулся до плеча – и отдернул руку: она вся была в крови. Все же он перевернул тело, думая, что Николке еще можно чем-то помочь… И отшатнулся в ужасе: у Николки, как у того тунгуса, лицо превратилось в кровавое месиво. Но самое страшное – грудь его была разорвана страшными когтями, сердце вырвано… Крестовский вскрикнул и бросился прочь. По дороге ему попалась палатка, и у него хватило здравого смысла схватить ружье и свой вещевой мешок, но после этого ужас вытеснил из его головы все мысли, и он кинулся прочь, не разбирая дороги, лишь бы дальше, дальше от этого страшного места… |