Книга (не) случайная ночь с боссом, страница 44 – Тая Наварская

Скидываю неудобные туфли, расстегиваю молнию платья и ныряю в уютную хлопковую пижаму. Сейчас больше всего на свете хочется зарыться под теплое одеяло, принять горизонтальное положение и неспешно подумать.

Еще никогда собственная жизнь не казалась мне такой запутанной. Даже в тот момент, когда Дима мне изменил! Тогда было просто и однозначно. Хоть и чертовски больно. А сейчас… Сейчас я буквально соткана из противоречий. В голове настоящий кавардак.

Устроившись поудобней, натягиваю одеяло до подбородка и закрываю глаза. Однако едва я успеваю углубиться в собственные мысли, как меня прерывает настойчивый стук в дверь.

Резко распахиваю веки и очумело таращусь в потолок. Кто это может быть? Для соседского визита слишком поздно, а Наташка умотала в Таиланд с Олегом. Неужели померещилось?

Однако буквально через несколько секунд стук повторяется. На этот раз даже более громко и требовательно, чем в предыдущий.

Подскакиваю на кровати и, скинув одеяло, выхожу в коридор. Затаив дыхание, припадаю к дверному глазку и… Не могу сдержать пораженного вздоха.

По ту сторону двери, на моей лестничной площадке стоит Александр Вавилов. На нем все тот же костюм, в котором он бы на торжественном вечере. Выходит, он примчался сюда прямиком оттуда.

Какое-то время я ошарашенно глазею на внезапно нагрянувшего гостя, пока очередной барабанный стук в дверь не приводит меня в чувства. Встрепенувшись, проворачиваю вертушок замка и вперяюсь в босса вопросительным взглядом.

— Добрый вечер, Ангелина, — Вавилов звучит спокойно, но немного более хрипло, чем обычно. — Я могу войти?

Справившись с первым шоком от его визита, я торопливо киваю и отступаю вглубь квартиры:

— Да, конечно.

Александр шагает внутрь и, слегка замявшись на пороге, снимает черные кожаные туфли-дерби. Я знаю, что для него это непривычно, и он просто отдает дань уважения моим порядкам.

— Ты… Ты так неожиданно, — с трудом подбирая слова, говорю я. — Чаю хочешь?

— Лучше кофе. Если есть.

Его взгляд вновь дергается к моему животу, и я чувствую приливающий к щекам жар волнения.

Он пришел, чтобы убедиться. Чтобы расставить все точки над i.

Захожу на кухню и ставлю на плиту чайник. Достаю из холодильника вазочку с вареньем, тарелку с эклерами и водружаю их на стол. Я не тешу себя надеждой, что мы будем непринужденно распивать чай, закусывая его сладостями. Скорее, просто хочу соблюсти формальности, чтобы наша с Александром встреча казалась нормальной хотя бы чисто внешне.

— Угощайся, — выдавливаю из себя улыбку.

— Спасибо, — несколько растерянно отзывается он, а затем, коротко выдохнув, добавляет. — Вообще-то я пришел по делу, Ангелина. Думаю, ты догадываешься, по какому.

Кровь в венах превращается в лаву, а в душе зреет паника. Разумеется, я понимаю, о чем будет наш разговор, но все равно дико боюсь. Не столько самого Вавилова, сколько его возможной реакции.

— Я не хочу ходить вокруг да около, поэтому спрошу прямо, — продолжает мужчина, глядя прямо на меня. — Ты беременна?

Его вопрос острой стрелой вонзается мне в сердце, лопая невидимый пузырь, в котором все это время хранились мои чувства, страхи и обиды. Пока Вавилова не было рядом, я запрещала себе думать о нем. Запрещала надеяться и мечтать. Я убедила себя в том, что наша ночь ничего не значит, что моя беременность случайна, а потому я одна должна нести ответственность. К:н:и:г:о:е:д:.:н:е:т

Но сейчас своими вопросами он рушит мою броню. Крушит стены, которые я так долго и старательно возводила. Ломает мое внутреннее равновесие, заставляя терзаться сомнениями. Как мне лучше поступить? Стоит ли ворошить прошлое или лучше оставить все, как есть?

— Да, — наконец отвечаю я. Тихо-тихо.

— И какой срок?

— Пять месяцев.

Изо рта мужчины вырывается не то вздох, не то стон. В первые секунды заметно, как его накрывают эмоции: он обескуражен и поражен. Однако потом, буквально через пару мгновений Вавилов берет себя руки: опускает взметнувшиеся вверх брови и сипло произносит:

— Я так и думал.

— Когда у тебя свадьба? — не дав ему опомниться, спрашиваю я.

Отчего-то сейчас эта информация кажется мне жизненно важной, будто от этого зависит будущее.

— Через неделю, — все так же хрипло отзывается Вавилов.

И мое сердце болезненно ухает куда-то в пятки.

***

Через неделю.

Это очень-очень скоро. Вероятно, мероприятие уже спланировано, приглашения разосланы, а белое платье невесты висит в шкафу, с нетерпением дожидаясь своего триумфального часа.

— Ангелина, послушай, — Вавилов жжет меня синим взглядом. — Все сложилось совсем не так, как должно было быть, и я очень сожалею об этом. Но если этот ребенок — мой, я готов взять на себя всю ответственность и помогать всем, чем только…

— Не переживай, — обрубаю я, отвернувшись к окну. — Это не твой ребенок.

— Что ты сказала? — переспрашивает Александр.

— Я сказала, что это не твой ребенок, поэтому тебе нет нужды переживать, — с напускной беззаботностью отвечаю я.

Кто бы знал, каких усилий мне стоит произнести эти слова. Они словно обрастают шипами и вылезают наружу, царапая горло. Но я сглатываю кровавые сгустки и продолжаю играть свою роль. Решение принято — назад пути нет.

— Но… Но ведь, если судить по сроку, то…

— Он от моего бывшего, Саш, — я не даю ему договорить и, чуть помедлив, нахожу в себе силы посмотреть на него. — У нас было что-то вроде прощальной ночи.

Я повторяю ту самую ложь, которую выдумала сегодня на юбилее, чтобы отвязаться от чересчур любопытной Ани. С ней это сработало. Возможно, сработает и с Вавиловым.

Мужчина буравит меня взглядом. Настолько пристальным и проницательным, что я не могу избавиться от ощущения, будто с меня сдирают кожу. Он сканирует, изучает, пытаясь по моему лицу понять, говорю я правду или все же лгу.

У меня подкашиваются ноги, и сердце в груди стучит как ненормальное, но, несмотря на это, я стою с ровно и не отвожу от Вавилова глаз. Отвечаю на его требовательный взор, в котором явственно читается вызов. Если я сейчас дам слабину, то моя выдержка разрушится как карточный домик и я разревусь. От обиды, от скорби, от жалости к самой себе.

А еще я вывалю на него правду. Признаюсь, что отец ребенка действительно он, тем самым загнав нас обоих в еще более неловкое положение. Что изменит мое признание? Ни-че-го. Ровным счетом ничего. Ведь, когда я озвучила срок и у Вавилова зародилась первая мысль об отцовстве, он не сказал: «Я брошу ее и буду с тобой!». Он лишь упомянул об ответственности и готовности помочь. Это, конечно, мило, но уж лучше я забуду его и постараюсь начать с чистого листа, чем то и дело буду бередить с трудом заживающие раны.