Книга Искра, страница 23 – Рейвен Кеннеди

Меня так и тянет упомянуть, что Мидас всегда создавал условия, чтобы люди в действительности были мной увлечены. Он любит манить мной остальных, как золотой морковкой. Яркий тому пример – король Фульк. Мидас просто хочет это контролировать.

– Помимо того, что люди опасны, ты должна помнить, что и ты для них угроза, – продолжает Мидас, давая словам осесть в моем сознании. По моему лицу он видит, как глубоко они въелись в мой разум, хоть я и стараюсь изо всех сил сохранять безучастное выражение. – Один неверный шаг, одна случайность – и ты можешь кого-нибудь убить. Должен ли я напомнить тебе, что ты только что убила свою замену?

На сей раз я не могу побороть дрожь. Не могу остановить промелькнувшее воспоминание, как я толкнула женщину своим мгновенно приносящем смерть прикосновением. Убитая моей рукой, она навеки останется погребенной в клетке, предназначенной для меня. Вина и сожаление клубятся вместе как облака.

– Подумай о Карните, Аурен. Подумай, что случается, когда ты ведешь себя безрассудно.

Капля воды падает на тлеющий огонь моего гнева, и слышится шипение. Я вижу манипуляцию без прикрас. И все же на мгновение она вынуждает меня в нерешительности замяться. Брызжет морось прежней Аурен, угрожая потушить мой огонь.

Трудность в том, что Мидас почти прав. Одно неверное движение – и все пойдет прахом. Если кто-нибудь коснется моей кожи, то превратится в чистое золото, и я никак не смогу это предотвратить.

Не знаю почему, но я не могу попросту менять цвета людей и животных. Если я до них дотронусь, золото возьмет свое. Одно легкое прикосновение моей руки – и они мертвы. Как та женщина в моей клетке. Как капитан Фейн из Красных бандитов, чья статуя покоится где-то в замерзшей Пустоши. Как те люди в Карните, когда золото впервые стало сочиться из моих пальцев и обагрило руки кровью.

– Днем ты должна оставаться в комнате, – говорит Мидас. Его взгляд такой же жесткий, как кора дерева. Одно прикосновение – и меня пронзят щепки.

В горле у меня ком размером с персик, который я изо всех сил пытаюсь проглотить, между делом стараясь контролировать свои мрачные эмоции. При мысли когда-нибудь снова оказаться запертой внутри все жжет от желчи.

– Ты обещал, – с негодованием восклицаю я.

– Я пытаюсь защитить тебя от тебя же самой.

Я фыркаю и качаю головой. Мне претит, каким он стал в этом умельцем. Мидас пытается заставить меня подчиниться, покориться, потому что так уж между нами всегда было устроено. Он умеючи дергает за струны моей вины и заставляет меня играть под его дудку, поэтому вместо того я должна сыграть в свою.

Подави слабость.

Мидас обводит рукой комнату.

– Не будь неблагодарной за то, что я уже тебе позволил.

Я пригвождаю его взглядом.

– Не будь неблагодарным за то, что позволила я, Мидас.

Очередной поединок взглядами. Схватка отталкивающего волеизъявления. Прилив и берег – извечная битва между землей и водой, игра в «ты – мне, я – тебе».

Может, он и носит корону, но золотой ее сделала я.

Я вижу, как он пытается сдержать гнев, но Мидас никогда не умел идти на компромисс и не выносит, когда я ему не повинуюсь. Спустя мгновение он позволяет гневу выплеснуться, вздохнув и бросив подушку на кровать сильнее, чем нужно, отчего она отскакивает и падает на пол.

Упираясь руками в бедра, Мидас еще раз тяжко вздыхает.

– Я согласился на то, что ты не вернешься в кле… что тебя не будут держать под защитой решеток, – исправляется он. – Но днем тебе слишком опасно быть одной. Как для других, так и для себя. Ты не умеешь управлять своей силой, Аурен.

– Сама знаю, – огрызаюсь я. Он пытается стать хозяином положения, и мне это не по душе. – Точно так же, как все знают правила. Никто не дотронется до меня, и я буду соблюдать осторожность, как соблюдала, находясь с войском Четвертого королевства.

Мидас смотрит на меня с жалостливым разочарованием. Раньше этот взгляд стал бы для меня ударом под дых. Я без промедления бросилась бы все исправлять, постаралась бы стать послушной.

– Ты стала безответственной, Аурен. Оно того стоит? Ты действительно хочешь, чтобы это оставалось на твоей совести? Я думаю только о тебе.

Мерзавец. Какой манипулирующий эмоциями, тянущий за ниточки мерзавец.

И все же… я и впрямь стала эгоисткой? А если я совершу ошибку и из-за этого кого-нибудь убьют?

Я кусаю нижнюю губу, вонзая зубы, чтобы подавить волнение. Внутри меня разгорается битва – битва мыслей, противоречивых желаний.

Мидас приближается, как акула, почуявшая в воде запах крови.

– Подумай, Аурен. Ты поистине одобряешь риск, что можешь кого-нибудь убить? Опять? Потому что так и произойдет. Я лишь пытаюсь тебя защитить. Раньше ты всегда мне доверяла. Мне нужно, чтобы ты снова начала доверять.

Глаза начинает жечь, и я хочу плюнуть ему в лицо. Хочу плюнуть и себе в лицо.

Я чувствую, как он обматывает меня петлями, как искусно словами завязывает узлы. Мидас ловко мной манипулирует. Неужели я считала, что могу одолеть его в им же созданной игре, когда он так в ней поднаторел?

Я чувствую себя совершенно неподготовленной.

Я нужна ему, напоминаю себе я. У меня есть рычаги давления, потому что он хочет, чтобы я успокоилась, а я хочу, чтобы он думал, что все хорошо, пока я планирую побег. Разумеется, я не хочу случайно кого-нибудь убить или позолотить что-то в неподходящее время, раскрыв свою тайну, но не могу я каждый божий день безвылазно сидеть в этой комнате.

– Никаких затворов, Мидас, иначе эта комната ничем не лучше клетки, – говорю я ему. – Все время я буду рядом с твоими стражниками, буду закрывать ладони и руки, а также держаться на расстоянии, но сидеть взаперти здесь я не могу, – продолжаю я, вздернув подбородок.

Он смотрит на меня, и мое сердце громко стучит, но я пытаюсь не проявлять нетерпение. И хотя мы оба стоим не двигаясь, я чувствую, что между нами происходит решительная схватка. Чувствую, что в ладони мне врезается острая веревка, когда он тянет и тянет. Если я ему позволю, Мидас меня утащит на дно.

Потому я не отступаю от своего решения. Не пасую. И наконец, спустя еще одну напряженную минуту, Мидас вздыхает.

– Драгоценная, я не хочу ссориться. День выдался тяжелым. Да что там – месяц. – Внезапно он выглядит уставшим, словно эта беседа его измучила так же, как измучила меня.

Мидас подходит и прикладывается поцелуем к моим волосам. Теперь это безопасно, ведь уже наступила ночь.

– Тебе нужно немного отдохнуть. Я прикажу принести тебе ужин, и завтра мы поговорим. – Он опускает взгляд на корсаж моего платья. – Пришлю швею починить твое платье.

Не дождавшись ответа, он поворачивается и выходит из комнаты, а я стою и смотрю на закрытую дверь. Без сомнений, знаю, что он продолжит ломать мою решимость, пытаясь расцарапать до крови. Если вскоре я не придумаю план, Мидас снова вонзит в меня когти, а я не могу позволить этому случиться.