Книга Осколки наших сердец, страница 47 – Мелисса Алберт

Я остановилась. Провела рукой у лица. Ничего. В коридоре было темно, в зеркале тоже, и лишь прищурившись, я поняла, что отражение и окружающая обстановка не совпадали. В зеркале слева от меня была полуоткрытая дверь, а прямо за спиной висела знакомая полосатая шторка для душа.

За зеркалом была моя ванная. Я смотрела в него, как в окно, и, хотя давно подозревала, что Марион могла наблюдать за мной через зеркало в ванной, мне захотелось разбить его кулаком. Но она следила за мной из кухни. Поэтому я просто прошла мимо.

На подоконнике над раковиной стояли горшки с пожухлыми травами и синяя пиала, в которой поблескивали украшения. Я представила, как хозяйка этой кухни снимает кольца, собираясь мыть посуду. На кухонном островке лежал открытый журнал «Нью-Йоркер» и стояла керамическая чашка с остатками кофе. На поверхности образовалась радужная маслянистая пленка. На кухне пахло недоеденной едой из доставки и протухшим мусором. Видимо, этот беспорядок был делом рук Марион, а мусор – единственным здесь, что принадлежало ей. Раздвижная дверь в патио была открыта, с улицы доносился запах сирени и хлорки. Голубой прямоугольник бассейна светился в темноте.

– Почему не закрыла двери? – спросила я.

– Не люблю замкнутые пространства. – Она произнесла это сухо, словно в шутку, и уселась на кухонную столешницу.

– Чей это дом? – Она не ответила, и тогда я взяла журнал и прочитала имя на почтовой этикетке. – Кто это?

Она спокойно смотрела на меня.

– Ты хочешь с ним встретиться?

У меня скрутило живот.

– Он в доме?

Марион кивнула в сторону другого маленького коридорчика, ведущего из кухни. В коридоре было несколько закрытых дверей. В глубине я заметила решетчатую дверь кладовки.

– Иди, поздоровайся.

– А он…

Он в порядке? – хотела спросить я, но спросила другое:

– Он жив?

Марион ответила не сразу.

– Да, Айви. – Ее голос был спокойным, приветливым; в нем не cлышалось ни капли раздражения. – Он жив.

Мне стало стыдно, что я предположила такое, но я не до конца ей поверила и двинулась в коридор.

– Первая дверь налево, – сказала она.

Я повернула ручку и слегка приоткрыла дверь. В розетке торчал ночник – дешевая янтарная ракушка, отбрасывающая свет на лицо мужчины, растянувшегося на полу. На нем была белая футболка и трусы. Он лежал на спине, раскинув руки, ногами к двери – стоя на пороге, я видела его подошвы.

Я вскрикнула. Сдавленно, как будто увидела таракана. Но еще до того, как открыть рот, я поняла, что он дышит.

– Он жив, – повторила она с кухни.

– Что ты с ним сделала? – Я схватилась за саднящее горло, вспомнив ощущение, которое возникло сразу, как только я переступила порог. Ощущение слабости в коленях, как будто я сейчас упаду в обморок. Марион прогнала его, произнеся несколько слов. Если это было заклинание, оно пропитывало воздух в этом доме. Его можно было вдохнуть.

Я услышала ее голос. Ближе она не подходила.

– С ним все в порядке.

Я не могла заставить себя посмотреть ему в лицо. Казалось неприличным смотреть на него, учитывая, что он не мог посмотреть на меня. Вместо этого я уставилась на его руки, на чистую белую футболку. Интересно, она его сюда затащила? Или он здесь упал?

– Разбуди его, Марион.

– Нет, – обиженно произнесла она. – Мне нужен его дом.

Я попятилась и повернулась к ней лицом.

– Это нехорошо. Разве я могу тебе доверять после того, как ты показала мне это?

Она провела языком по зубам.

– Если бы я тебе это не показала, тогда не стоило бы мне доверять.

– А другие люди в доме есть?

– Какая разница?

– Для них есть!

– А для тебя? Для тебя есть разница? Они не умерли. Пока они спят, они не умрут, не состарятся, не будут испытывать голод и жажду. Они в безопасности, в этом мире им ничего не грозит. Мне нужен их дом, и когда я закончу свое дело, я верну его им. Поэтому какая разница?

– Они же живые люди, – упрямо возразила я, – вот в чем разница.

– Всего-то три человека. Подумаешь.

Она сказала это так беспечно. А увидев выражение моего лица, рассмеялась.

– Айви, они спят и видят сон. Поняла? Хороший сон, где все они вместе – мама, папа, ребенок. Там в ванной фотография стоит… Они там плывут на этой лодке, такой раскрашенной, в Венеции.

– На гондоле, – подсказала я.

– На гондоле. Точно. Так вот, сейчас им снится день, когда они катались на гондоле.

Я вытерла рот рукой.

– Так вот чем занимаются ведьмы? Влезают людям в голову и получают, что хотят?

– Я не ведьма, а оккультист, – огрызнулась Марион, – и никто не умеет делать то, что умею я. То есть… – Она подвигала нижней челюстью. – Почти никто.

Я судорожно сглотнула, почувствовав, что она меня дразнит. Я должна помочь этим людям, и я им помогу, решила я. Но несколько минут сна никому еще не вредили.

– А кто еще умеет? Моя мама?

Она небрежно отмахнулась.

– Тогда кто?

– Ты много хочешь знать.

Она потянулась за спину и торжественным движением фокусника достала золотую коробочку.

Язык защипало, словно я надкусила лимон. Увидев коробочку в чужих руках, я ощетинилась. Голос в голове прошептал: «моё». Я протянула руку, но Марион убрала коробочку.

– Пока еще нет.

– Что значит «пока еще нет»? Чего ты ждешь? И зачем это взяла?

– Задай другой вопрос. Спроси: что в ней?

Я сглотнула.

– И что?

Она спрыгнула со столешницы.

– Идем со мной.

Я вышла вслед за ней на улицу, пересекла патио и подошла к сверкающему бассейну. Марион положила коробочку на бетон и расстегнула джинсы.

– Раздевайся, – сказала она.

– Зачем?

– Из-за бассейна я и выбрала этот дом. – Она стащила рубашку через голову. – Так будет проще.

– Что проще? – спросила я, но уже начала стаскивать одежду.

– Залезай в воду, – велела она, когда я разделась.

Вода была теплая, как слюна, а бассейн оказался глубже, чем казалось на первый взгляд. Я доплыла до того места, где могла стоять, уперлась стопами в дно, ворох мокрых листьев взметнулся со дна. Рядом в голубом свете плавала Марион. Понять выражение ее лица было невозможно.

– Я долго об этом думала, – она слегка запыхалась. – Если ты в воде, это поможет.