Онлайн книга «Трое»
|
«Валентин будет задавать вопросы, – сокрушается Мари-Кастий. – Захочет узнать детали дела. Дьявольщина! Что мне отвечать! Черт, черт, черт!» Она резко тормозит и останавливается у обочины. Роняет голову на руль и рыдает как помешанная. Ну не может она сказать своему четырнадцатилетнему сыну: «Когда твой отец был молод, от него забеременела девушка, потом она исчезла – в вечер их свидания. Он мучился этим всю жизнь и… сбежал умирать вдали от нас». В кармане вибрирует телефон, она видит на экране незнакомый номер, сморкается и отвечает. – Это Нина… Палермо. Температура 18 оС – если сумел защититься от ветра. Мы с Этьеном лежим на пляже Аренелла, в двух шагах от нашего пансиона. Я рисую на песке забавные дома с косыми стенами, а он смотрит на море. Вдалеке вышагивает по воде Нина. Итальянская зима прекрасна. – У тебя есть все, что требуется? – спрашиваю я. – Да. – Он отвечает односложно. Не отводя взгляда от линии горизонта. – Проголодался? – Нет. – Боли? – Нет. – Позвонить кому-нибудь? Может, твоим родителям? – Нет. Отец меня не любит. – С чего ты взял? – Просто знаю. Наверное, ему не нравится моя рожа. Или дело в том, что у меня всего один ребенок. Было бы двое или трое, кого-нибудь я любил бы меньше других. Любовь – дело темное. – Я не видела отца с тех пор, как написала «Общих детей». Вечность назад… – Скучаешь по нему? – Невозможно скучать по незнакомцам. – Он знает, что ты на самом деле женщина? Вопрос Этьена застает меня врасплох. – Даже мама не знала. И это главная моя боль… Я позволил ей уйти, не сказав правды. – Луиза… знает, что мы в Палермо? – Она знает все. Попросить ее присоединиться к нам? – О нет! Только не это. Когда я умру… сделай операцию. Я знаю, что ты не решился из-за меня. Боялся, что я не так на тебя посмотрю. Я помешал тебе. – Ты ни при чем, Этьен. Все гораздо сложнее. – Поклянись, что сделаешь. – Не могу. – Луиза пойдет с тобой? Если ты все-таки решишься, она будет на операции? – Да. Она ждет встречи с Виржини уже тридцать лет. – Ну так поклянись, дурак. – Клянусь. – Моим здоровьем? – Вот еще, ты умираешь, какая же это клятва? Мы хохочем. Нина мчится к нам, как будто за ней гонится зомби, а добежав, не может произнести ни слова, только дышит со всхлипами, как перед приступом астмы. Этьен взрывается: – Ты совсем рехнулась или как?! Разве можно так бегать? – Но… но… Этьен… Клотильда… все закончилось… * * * Мать Клотильды Марэ сидит на диване. «Я не рассталась с ним после исчезновения моей девочки…» – думает она. Двадцать три года… Кое-что она подкрасила, переклеила обои в столовой, купила новый ковер в спальню, но оставила старый диван. Ее муж безостановочно ходит по комнатам первого этажа. Наверное, обдумывает ход процесса, планирует разговор с адвокатами. Так он сопротивляется, ищет в душе дочь. Живую. Он наверняка захочет доказать, что Клотильда себя не убивала, что мужчина за рулем был пьян. Или кое-что похуже. Но я знала, что моей дочери было плохо, и заявлю об этом на суде. Скажу, что Бернар Руа стал побочной жертвой. Как мы. Все мы – жертвы исчезнувшей. Вот уже двадцать три года я для окружающих – мать Клотильды Марэ. Мать девушки, испарившейся 17 августа 1994 года. Мать девушки, которая отвергла свою семью. Мать, явившаяся на телевидение и выложившая зрителям все о своей жизни. Никто не знает моего имени. Так происходит с родителями всех пропавших детей. Мы просто «родители такого-то или такой-то…». Нас отстранили, когда исчезли наши дети. Ушли и не оставили адреса. Двадцать три года назад я лишилась имени, а теперь превратилась в старуху. Пенсионерку. «Ну вот, все кончено…» Так поется в одной песне. Никогда ее не любила, слишком уж грустная. Для других лучшей была идея жизни. Клотильда «где-то там, в Сальвадоре-де-Байя». Пьет за завтраком кокосовое молоко, убрав свои красивые белокурые волосы в пучок. Взрослеет где-то там, далеко. В 2001-м мы летали в Бразилию. Показывали людям состаренный портрет дочери. Я точно знала, что никто ее не видел, но притворилась ради мужа. Я всегда считала, что Кло спряталась, собираясь умереть, а не жить. В последнее время она ничего мне не рассказывала. Стала загадкой. Дышала печалью. Притворялась во всем. Напоминала плохую актрису. Незнакомку, которая задушила мою маленькую девочку и заняла ее место. Я тоже притворялась, но знала, что Клотильда осталась восемнадцатилетней. Матери такое чувствуют. 17 августа 1994-го. Это не дата рождения и не дата смерти, а всего лишь день исчезновения. Когда женщина из Шалона с пеной у рта доказывала, что встретила Клотильду на бразильском курорте, я сделала вид, что поверила. И не стала возражать старой карге, утверждавшей, что видела ее вечером на вокзале. Мы притворялись, и это позволяло нам существовать без нее. Я даже «осквернила» комнату Кло, сложила все ее вещи в пластиковые мешки и отдала в Народную помощь, на место кровати поставила письменный стол с ноутбуком. Стол с пустыми папками. Муж очень рассердился. Не знаю, почему мы не переехали. Ждали, что она вернется? Вспомнит дорогу домой? Уехали даже наши соседи, старики уступили место молодым, новым семьям с маленькими детьми. Остались только мы. К этому приговорила нас дочь. Теперь все кончено. Мы больше не ждем ее. Телефон звонит… Снова и снова. Соболезнования, друзья, любопытствующие. Журналисты. Этьен Больё. Сколько раз ее дочь надеялась услышать этот голос? Как часто спрашивала, возвращаясь: «Мне кто-нибудь звонил?» Сегодня, двадцать три года спустя, звонок не имеет значения. Слишком поздно. – Мне так жаль, Анни, – говорит он. – Приятно, что ты помнишь мое имя. – … – Твоя мать заходила к нам утром. Рассказала, что у тебя рак и ты не хочешь лечиться. – Третья стадия… Поздно. – Никогда не поздно, Этьен. Если только к тебе не являются жандармы, чтобы сообщить о смерти дочери… Ты знал, что Кло ждала ребенка? – Да… – после длинной паузы отвечает Этьен. |