Книга Проклятие короля-оборотня, страница 47 – Тессония Одетт

От чувства вины снова крутит живот. Я выдавливаю неуверенно:

– Пожалуйста, не извиняйся за это.

Он отводит взгляд, несколько раз открывает и закрывает рот и только потом снова тревожит тишину:

– Я не должен был обижаться. Я не шутил насчет того, что должен защитить себя на случай…

– Прошу, не надо, Ваше Величество. Я не хочу об этом говорить.

Он смотрит мне в глаза, и выражение его лица смягчается. Он изгибает уголок рта в ухмылке.

– Во-первых, прекращай эту глупость с Вашим Величеством. Зови меня Эллиот. Сегодня я узнал, что для вас обращение по имени, оказывается, честь. – Я посмеиваюсь над его нелепой шуткой. – Во-вторых, не возражаешь, если мы поговорим о чем-нибудь другом?

Я хмурю брови.

– Например, о чем?

– О чем угодно, – просит он, пожимая плечами. – Я не могу уснуть.

– Я тоже.

– Что ж, прошу. – Он с легкой насмешкой выпрямляет спину и предлагает мне руку. – Еще один урок, который я сегодня усвоил благодаря твоему исчерпывающему списку правил этикета за ужином.

Я кладу руку на сгиб его локтя, и мы начинаем идти, медленно и размеренно.

– Рада слышать, что ты его прочитал. Кстати, как прошел остаток ужина?

Он корчит гримасу.

– Неприятнее мероприятия посещать мне не доводилось.

– Но ты выдержал? Все выбрались живыми?

– Едва ли. Я повиновался твоим правилам. Мы поужинали, переместились в гостиную. Я занял место у камина, и большая часть разговоров велась обо мне, а не со мной, за что я, наверное, должен быть благодарен.

– А Имоджен? – Я даже имя ее произнести не могу, не ощутив спазма в животе. – Ты смог вернуть ее расположение?

– Как только ты покинула обеденный зал, она будто засияла. Не прошло и минуты, как она снова принялась таращиться на меня и хлопать ресницами. Я едва ли мог смотреть на нее после того, как грубо она себя с тобой повела.

Я пожимаю плечами.

– Что ж, теперь ты понимаешь, почему я выбрала для нашего плана именно ее. Я бы не стала выбирать кого попало, чтобы обманом заставлять ее жертвовать своим ценным сокровищем.

– О, теперь я прекрасно понимаю. Конечно, все гости были отвратительны, но она отличилась, хотя ее мать пыталась ее обойти. Сколько раз человек вообще должен касаться предплечья собеседника? – Он морщится.

Я хохочу, но быстро прихожу в себя.

– Эллиот, не следовало защищать меня перед Имоджен. В следующий раз постарайся сдержаться.

– То есть мне стоит от нее ожидать еще большего неуважения?

– Не по отношению к тебе, а значение имеет только это. Ты должен ухаживать за ней, помнишь?

Он усмехается и отводит взгляд.

– Ухаживать за ней. Ха! А это не она должна пытаться произвести на меня впечатление? Не… издеваться над моим персоналом?

– Ей, вероятно, кажется, что ее жестокость впечатляет. Мы слышали много историй о фейри, которые ценят подобное поведение.

– Жестокость достойна восхищения, только если смешна, либо заслуженна.

– Да? А с чего ты взял, что я не заслуживаю ее жестокого обращения? – Мне хотелось, чтобы мои слова прозвучали как лесть, но, должно быть, он чувствует, как сжимается сердце у меня в груди.

Он останавливается и смотрит прямо на меня.

– Не заслуживаешь. – Затем, после недолгой паузы, он спрашивает: – А о чем она говорила? Насчет виконта?

Я качаю головой.

– Пустяки.

– Вряд ли. Очевидно, что это нечто важное. Если хочешь, чтобы я обещал в следующий раз не спорить с Имоджен, когда она скажет тебе какую-нибудь гадость, тогда, черт возьми, лучше посвяти меня, в чем она тебя упрекает. Вдруг, если я буду знать суть, то смогу перевести тему.

Я несколько мгновений изучаю его лицо и поражаюсь искренности, которую вижу. Возможно, если он узнает правду, то поймет. Так же, как и остальные, кто слышал историю – мой отец, бывшие друзья в Бреттоне, старшая сестра Марни, – сочтет меня виноватой в случившемся. И тогда, вероятно, будет дружелюбнее с Имоджен.

Я вздергиваю подбородок.

– Если расскажу, обещай не клясть меня и не объяснять важность женской добродетели. Я наслушалась наставлений, хватит на всю жизнь.

– Какого дьявола мне должно быть дело до чертовой женской добродетели?

– Ладно, – ворчу я и продолжаю идти. Эллиот не отстает, и время от времени наши плечи соприкасаются. Сделав глубокий вдох, я начинаю: – Как ты знаешь, я выросла в Изоле. Но после смерти мамы отец перевез нас оттуда в столицу Бреттона. Там мы прожили пять лет и, когда с сестрами достигли совершеннолетия, то стали ходить на светские мероприятия. После того как старшая сестра вышла замуж, настала моя очередь искать мужа. Так начались игры в ухаживания, кульминацией которых стала моя встреча с виконтом. – На последнем слове мой голос надламывается.

Я чувствую на себе взгляд Эллиота, но не могу заставить себя поднять на него глаза.

Собравшись с духом, пытаюсь представить, что рассказываю историю не о себе, а об одной из вымышленных гувернанток из моих книг. Этот способ помогает продолжать и не так горько реагировать на историю.

– Виконт Брекширский, Освальд, преследовал меня больше, чем любой другой мужчина, и на то, чтобы ответить ему взаимностью, не потребовалось много времени. Мы были влюблены, и он обещал жениться на мне. Было только одно препятствие.

– Какое?

Ловлю его взгляд всего на секунду.

– Освальд уже был помолвлен с принцессой Бреттона.

Я ожидаю осуждения, шипения, вздоха, оцепенения. Но Эллиот остается непоколебимым, у него даже не сбивается шаг.

И тогда я продолжаю:

– Это был договорной брак по политическим причинам, несколько лет назад его запланировали отец Освальда и король. Мой возлюбленный обещал мне разорвать помолвку. Он говорил, ему только нужно немного времени, чтобы убедить своего отца позволить ему жениться на ком-то вроде меня. Видишь ли, Освальд знал о том, что моя семья была на грани нищеты, и в тайне это оставалось только потому, что я умело распоряжалась нашими активами. Но, несмотря на это, он все равно меня любил. И заверил, что, когда наступит подходящий момент, его отец поймет и даст нам свое благословение. До тех пор нам нужно продолжать отношения втайне. Как только его помолвка была бы расторгнута, мы бы публично заявили о нашей любви. Все его слова, его отношение ко мне убедили меня в том, что он говорит правду. Я свято в это верила. Но шли месяцы, а ему требовалось больше и больше времени. Еще больше. И еще. Я ждала. А потом перестала ждать.

Я сжимаю кулаки, чтобы отвлечься от жара, лижущего щеки. Я набираюсь сил и смелости, чтобы озвучить следующую часть: