Вера Михайловна Панова выглядела не старше двадцати пяти лет. Её можно было бы назвать знойной красавицей. Смуглая кожа, глаза болотного цвета, дерзкий вздёрнутый носик. Такие особы сводили с ума мужчин с легкостью южного ветра, походя, подчас не замечая жертв.
– Левая нога, правая в сторону, приставка! – командовала она, а они должны были повторять движения за ней.
Она стояла к ним спиной, но Регина и Руслан прекрасно видели её и спереди – преподавательница отражалась в зеркальной стене. Каштановые волосы волной спускались до поясницы Веры Михайловны. Заткнутый за ухо красный цветок сочетался с цветом помады на её губах и смотрелся эффектно.
– Раз, два, три. One, two, three. Раз, два, три, – задавала ритм движениям девушка.
Они двигались квадратиком, расходились, встречались, раскручивались. Сорок пять минут выкрутасов, и под конец занятия пара научилась танцевать вполне сносно.
* * *
Ники припарковала новенький Сааб на госпитальной стоянке и выключила двигатель. Сейчас, сейчас она наберётся сил, натянет на лицо фальшиво бодрую улыбку и поднимется на третий этаж. Отгонит от себя липкие сочувствующие взгляды медперсонала и откроет дверь палаты, где лежит мать.
А мать спала, удивлённо страдальчески подняв брови, укрытая больничной простынкой. Неужели этого она хотела? Мама приехала в эту холодно-надменную страну и с нуля подняла бизнес до небес. Не сразу получилось, не верили чужестранке бизнес-партнёры. Но когда у женщины мечта подарить дочери лучшее образование, занятие по душе, и, самое главное, чтобы ребёнок ни в чём не нуждался, она способна фьорды свернуть и северное море осушить. Не стой у неё на пути!
– Доченька, ты пришла, – сказала мама и попыталась привстать.
– Лежи, лежи, – сказала Ники и уложила её обратно.
– Недолго мне осталось.
– Не говори так. Прошу.
– Я тебе главного не сказала.
– Расскажешь ещё, – пыталась отмахнуться девушка.
– Боюсь не успеть. Слушай. Не повторяй моих ошибок. Не люби так сильно человека, как я любила твоего отца.
– Разве это плохо – любить?
– Любить – хорошо. А вот когда тебя бросают и уходят к молодой – это плохо. Это больно. Это разрушает твоё здоровье.
– Ты мне не рассказывала про это, – нахмурились Ники.
– Берегла тебя, ты маленькая была, когда отец нас бросил ради этой девки. Я ведь из-за неё язву заработала. Нервничала, переживала, и вот к чему это привело, – сказала мама и обвела рукой палату. – Сгниваю изнутри. Спрашивается, зачем? Зачем это было нужно. Дура я была, вот кто.
– Нет. Ты – не дура. Как её звали? Эту девку.
– Неважно уже.
В боксе только мальчики
Регина нехотя открыла глаза. Руслан уже встал и в поисках чистых носков шебуршал в скрипучем шкафу. Для кого-то суббота – выходной день, но только не для него. Дело нераскрыто, начальство подгоняет, отдыхать некогда.
– Как хорошо, что ты проснулась, – сказал Архипов, присев на краешек кровати.
– Ты хотел пожелать мне доброго утра? – спросила Регина, потягиваясь.
– И это тоже.
– А что ещё?
– Сегодня в обед идём выбирать свадебный костюм. Мама к нам тоже присоединится.
– Типа сами мы не справимся или как?
– Типа она хочет сделать подарок, оплатив покупку костюма.
– Понятно.
– Ты что сердишься? Тебе не понравилась моя мама? – спросил Руслан, взяв в руку её подбородок, чтобы не отвернулась и ответила честно.
– Не сержусь. И мама твоя очаровательная женщина, – ответила Регина, пытаясь высвободиться.
– Тогда в чём дело? – настаивал жених.
– Я не уверена, что наши с ней вкусы совпадут. И тут может возникнуть две ситуации. Первая – мне не понравится её выбор, но я промолчу и буду себя чувствовать плохо каждый раз, глядя на тебя в "нелюбимом" костюме.
– Так. А вторая какая ситуация?
– Я не промолчу, и мы поссоримся перед свадьбой.
– Значит так. Не выдумывай. Ничего вы не поссоритесь. Я такой команды не давал. Если костюм тебе не подойдёт, подмигнёшь, и я скажу, что не хочу его брать. Вот и всё.
Ни поссориться из-за костюма, ни даже его выбрать в субботу не получилось. На выезде из города поймали Юрия Горюнова. Какие уж тут свадебные приготовления?
* * *
Бежать, бежать, бежать!
Я больше не хочу в тюрьму, я больше не хочу на зону.
Юра Горюнов, к тридцати годам имевший одну серьёзную ходку, бежал что было сил. А сил у него было хоть отбавляй. Годы тренировок давали о себе знать. Это сейчас он – в отбросах общества, с судимостью, с трудом нашёл работу, а раньше во дворе его называли Юрка Боксёр. И боялись. Боялись слово против сказать, даже косо взглянуть и то боялись. И дворов было много на его боксёрском счету, отца носило по гарнизонам необъятной Родины всё его детство. И везде он мог правильно себя поставить.
Загордился Юрка, в безнаказанность свою поверил, полез в драку как обычно, силушку, в зале накачанную, не рассчитал да и убил. И посадили. А в тюрьме боксёров немного, но обучение проходит быстро – будешь ерепениться, ноги сломаем, будешь с паханом дружить, накормим. Не нравилось Юрке перед туберкулёзным уркой дорогу расчищать, чтобы фраера боялись, а пришлось. Поэтому…
Не хочу на зону! Бежать, бежать, бежать!
Можно у старого кореша пересидеть, а потом из города бочком, бочком, и рвануть по стране автостопом.
– И так, Горюнов. Повторяю вопрос. Почему Вы бежали? – спросил Архипов задержанного.
Автостопом у него не получилось. Первый пост дорожно-постовой службы остановил. Ориентировки получили, каждой автомашине под капот заглядывали, поймали беглеца.
– Чё, молчать будешь, Боксёр? Ты убил Илону Хабарову? – следователь повысил голос.
– Да, не я это, начальник! Не я! – взорвался Юрка.
– Ты ведь кричал, что убьёшь.
– Хотел убить, да. Фуфло гнать не буду.
– А потом чё, передумал? – ехидно спросил Архипов. – Астрологический прогноз не рекомендовал душить женщин, когда Венера вступает в активную фазу?
– Я в бешенство впал, когда отец рассказал, что мать из-за медички умерла. Подкараулил её у станции скорой помощи, поговорить хотел "душевно". Догоняешь?
– Сорвался и задушил?
– Нет! Не шей мне мокруху, начальник! Не моя это работа, – выкрикнул Юрка, поднимая вверх руки в наручниках.
– А чья?
– Откуда я знаю? Не стал я её трогать. Даже разговаривать не стал. Хорошая она была, видно, баба. Ошибся отец, – сказал Юрка и посмотрел в глаза следователю прямо. Честно.
