Книга Хранительница, страница 66 – Лин Петрова

Реммир сжал губы:

— Скотина. А мать что же? Не защищала?

— Мать его любила очень и защищала как могла. И Марк её любил, потому и не сбежал в столицу, терпел унижения. Там и Лина родилась. Остался, говорит, чтоб матери помогать.

Реммир молча слушал мой рассказ.

— Он ведь, как матери не стало, ответственность за сестру на себя взял. Настоящий мужчина.

Я повернула голову к Реммиру. Он серьезно смотрел на меня изучающе

— А тут ты им подвернулась?

Я отрицательно покачала головой

— Это мы друг другу подвернулись. Судьба, не иначе. И я очень ей благодарна, если честно. И я ни о чем не жалею!

Это уж я специально сказала, для уточнения, чтобы у некоторых не возникли вопросы.

— Не злись, Рита. Ты права. Судьба не иначе. А по поводу мальчика не переживай, займусь им лично. Посмотрим, что выйдет.

Я кивнула

— Спасибо!

Уж коли пошел разговор по душам, нужно еще один вопрос уточнить. Я немного помялась, не зная, как начать разговор.

— Хочу спросить. Наверное, нужно расторгнуть наш договор? — и показала на запястье, где красовался замысловатый узор.

Реммир молча смотрел на меня, но его глаза потемнели и немного сузились. Я немного испугалась.

— Тебе не терпится стать свободной? — довольно грубо спросил он.

— Нет, но сговор состоялся при определенных обстоятельствах, за которые я тебе очень-очень благодарна. Правда. Просто мне не хочется быть тебе балластом, сама на шею села и детей чужих повесила.

Я облизала губы, давая себе секунду для размышления и осторожно продолжила:

— Возможно, свобода нужна тебе? Но неловко сказать об этом?

Он резко сел на кровати

— А может, ты не будешь за меня решать, нужна мне свобода или нет? — с раздражением и довольно громко сказал он.

Тут уже я вскочила. Чего это он, спрашивается, повышает голос на меня? Я никому не позволяю орать на меня.

— А может, ты не будешь повышать на меня голос? Я просто спросила — довольно громко выкрикнула я — И не надо орать, я не глухая!

Слово за слово, но мы стояли друг против друга и орали не пойми что, обвиняя друг друга во всех смертных грехах.

Тут дверь с шумом распахнулась и быстро вошел Игнат:

— Милые бранятся — только тешатся? Поздравляю с почином, так сказать — Игнат смеялся, потирая руки.

Мы разом замолчали. Я словно очнулась. Что это со мной? Ору, как баба базарная. Никогда прежде я не опускалась так низко, всегда считала ниже своего достоинства выяснять отношения таким хабальским образом.

Мне стало очень стыдно, я опустила голову, переводя взгляд на ковер, рассматривая рисунок.

— Я чего пришёл-то? Я хотел…

— Не знаю, что ты хотел, но давай ты это расскажешь чуть позже — Реммир развернул Игната лицом к двери и довольно бесцеремонно вытолкал его в коридор, прикрыв за ним дверь. А затем подошел ко мне очень близко.

— Рита.

Он поднял моё лицо, смотря мне прямо в глаза. Какой он красивый и я с жадностью смотрела на него. Так хотелось запомнить каждую его черточку. Реммир медленно приблизил ко мне лицо и жадно поцеловал, а я ответила на его поцелуй. Внутри все затрепетало. Мы, целуясь, потихоньку дошли до кровати и завалились на неё. Его руки шарили по моему телу, задирая подол платья и добираясь до заветной цели. Я завелась с полоборота. Мне хотелось, чтобы он взял меня прямо сейчас, покоряясь его грубоватым ласкам. Моё тело выгнулось, когда он вошел в меня. Внутри меня нарастал ком удовольствия, захватывая в плен все мое тело и стремительно приближаясь к логическому финалу. Молча переносить эту сладкую муку я больше не могла — я стонала и царапала его спину. Реммир сначала сдерживал себя, но чем ближе мы приближались к разрядке, со стоном выдыхал и шепотом бормоча. Его движения стали чаще и глубже.

— Моя — выдохнул он.

— Твоя — и все вокруг взорвалось.

Мы лежали на спине, пытаясь отдышаться. Реммир сгрёб меня в свои объятия, накинул на меня одеяло и заботливо подоткнул его со всех сторон. Я уткнулась счастливая в его шею. Он сказал «моя», это значит не отпустит, значит…

В это время дверь приоткрылась и заглянул Игнат.

— Вы, это самое, потише что ли, давайте. Кругом ведь народ, ему может завидно, честное слово. Я чего хотел-то? Забыл уже. Пойду — ка Люсеньку свою найду, а то соску-у-у-чился.

Он развернулся и пошел. Его голос постепенно затихал в отдалении:

— Люсенька, где ты, любовь моя?

Мы мгновение лежали в тишине, пока Реммир не засмеялся во весь голос.

— Вот балбес. Теперь и сам пошел шуметь.

— На дверь нельзя замок какой поставить? Что за мода? Все двери нараспашку

— Да как-то не принято у нас двери запирать. Обычно в хозяйские покои просто так не входят.

Он повернул ко мне голову, изучая мое лицо.

— А у нас наоборот. Не успел зайти в квартиру, домой то есть, сразу все замки запираются. Ну, раз здесь не принято, значит буду привыкать.

Я начала вставать с кровати.

— И еще один вопрос для уточнения.

У Реммира поджались губы, его глаза сузились.

Я сделала жалобное лицо и спросила:

— А можно мне уже выходить из комнаты? Я в четырех стенах начинаю с ума сходить, правда-правда. Ну, пожалуйста.

Я сложила руки на груди и посмотрела на Реммира, хлопая глазами. У него разгладились черты лица, он видимо ожидал от меня продолжение выяснения отношений. Ага, как же. Нас и здесь неплохо кормят. А умная женщина лучше промолчит, а дурой себя я не считаю. Остальное я выясню позже.

Он встал, подошел ко мне, сначала крепко обнял, затем отстранился, держа меня на вытянутых руках, заглядывая в глаза:

— Как ты себя чувствуешь? Не тошнит уже?

Я улыбнулась:

— Иногда тошнит еще, но, я думаю, отвар и кислая вода справятся. Но сидеть без дела я уже не могу. Правда — говорила я, смотря на него.

— Лекарь говорит, удивительно, что ты выжила. Ваарец умер бы давно. У тебя кровь наверно сильная, раз справилась с отравой.

Я пожала плечами:

— Понятия не имею. Справилась, и слава Бо… Хранительнице.

Он кивнул.

— Раз ты себя нормально чувствуешь, то можешь делать все, что тебе заблагорассудится.

Я облегченно выдохнула.

— Мне ведь все равно в столицу нужно, правда?

— Я ведь не местная. Раньше-то я у Игната спрашивала, а вопросов меньше не стало. Придется тебе потерпеть и отвечать. У нас говорят: "Со своим уставом в чужой монастырь не ходят". Там, в моем мире, совсем другие обычаи и правила. Поэтому я спрашиваю, чтобы делать правильно и как положено. А если делать правильно, это значить чтить традиции другого народа, ну и мира в моем случае.