Онлайн книга «Подонок»
|
скучнейшим из всех, на которых мне когда-либо удалось побывать. Тот илот был самым слабым. Подох после первого же удара карателя…», «Я разочаруюсь, если это повторится». Богачи рассуждали о жизни и смерти представшего перед ними изувеченного человека с такой бесстрастностью, как о чем-то, что им смертельно наскучило, но они продолжали разговаривать об этом просто потому, что привыкли, и это озвучивалось скорее механически. Мужчина на сцене вздрогнул. Люди в зале затаили дыхание, кто-то разочарованно вздохнул, подумав, что несчастный уже умер. Но израненный человек был жив. Он очень медленно, словно это давалось ему с огромным трудом, поднял голову. Самое первое, что я ощутила, увидев его лицо, был неподдельный испуг. Без сомнений, мужчина пережил серьезную борьбу, возможно, на него напало сразу несколько противников, что-то мне подсказывало, что он не позволил бы себя так избить одну или двум злоумышленникам. Глубокий порез рассекал высокий лоб, пролегал между разбитых бровей, скользил по сломанному носу и у кончика резко менял траекторию, съезжая на левую щеку и растянувшись до мочки уха. Нижняя половина лица была залита кровью. Сквозь опухшие темно-синие губы вырывались хриплые звуки. Сперва я подумала, что человек стонал. Затем, приглядевшись внимательнее, заметив что- то, на что не обратила внимания ранее, я поняла, что заблуждалась. Человек рычал. Безошибочно пронзив взглядом толпу, наблюдавшую за ним как за забавной маленькой зверушкой, он нашел меня. Мы встретились глазами, вернее сказать столкнулись, будто две бури, повстречавшиеся друг у друга на пути, когда ничего не предвещало об этом. Он замер всем телом, беззвучно пошевелил ртом. Между нами не осталось пространства, и я прочла по его губам свое имя. Оно слетело с уст, которые мне до остервенения хотелось целовать, по которым я так болезненно и нестерпимо скучала. Мгновения вполне достаточно, чтобы вывернуть мир наизнанку. Я прочувствовала всю мощь этого мгновения, когда узнала в мужчине на сцене любовь всей своей жизни. Арман {Это был Арман}. Непроизвольно закрыв глаза и кусая от боли губы, я вспомнила нашу с ним первую встречу…. Проходили дни. Учеба. Серые скучные будни. В свободное время мне удавалось урывками читать о любимых героях (воспитанники детского дома надёжно прятали книги от строгих воспитателей чтобы избежать наказания с их стороны), переживала с ними все неудачи, потери и их любовь, скорее даже больше похоже на одержимую страсть. Сегодняшний вечер не стал исключением, сидела на кровати, поджав ноги, и читала взахлеб, когда по всему зданию пронесся ужасный звук. Звук тревоги, сирена…. Это был сигнал, собиравший всех в главном корпусе, в столовой. Мария, заплетавшая свои длинные волосы в косу, соскочила с постели. — Что такое-то? Я наполовину безучастно, наполовину все же встревожившись, пожала плечами. Сколько я здесь находилась, такого не слышала, только если это не учебная тревога. Но внутреннее чутье подсказывало, что на этот раз дела обстоят куда грандиознее обычной плановой подготовки к эвакуации. Сирена не замолкала. Дверь нашей комнаты распахнулась и на пороге материализовалась мадам Яковлева. Ее пренеприятное, всегда ярко разукрашенное лицо выражало гримасу злости. — Вы еще здесь? Для кого сигнал был? Мария принялась натягивать платье. — Мы уже одеваемся, мадам Яковлева, одну минуточку! — Никаких минуточек! — рявкнула она. — Десять секунд, и поживее! Она с грохотом захлопнула дверь. Мое тело отреагировало на неподдельную, реакцию воспитательницы быстрее, чем сознание, и вот я уже стала лихорадочно натягивать на себя вещи. Мои пальцы были холодными, слегка онемели на кончиках и покалывали, и они дрожали. Да и… С Яковлевой лучше не связываться, мегера еще та. Меня она невзлюбила с того момента, как я переступила порог этого Дома. Поэтому я лишний раз старалась не попадаться ей на глаза, не злить ее и вообще казаться незамеченной. Порой мне казалось, что отец специально приплачивал ей за все мои страдания. Пожаловаться здесьбыло некому, учителя это знали и вовсю издевались над нами, прикрываясь мерами воспитания, а на самом деле просто вымещая всю злобу, за то, что им приходится жить и работать в нашем детском доме — самом худшем их всех, не считая Острова, куда так спокойно, не дрогнувшей рукой, отправил меня папа. Мы с Марией быстро спустились вниз и, толкаясь в кучи таких, же, как и мы, двинулись в столовую центрального корпуса. Здесь собралось нереальное множество народу (я и подумать не могла, что приют держал такое количество детей), и дежурные учителя, завхоз, даже руководство. Сердце тревожно сжалось. Кажется, что-то действительно серьезное произошло. Я пыталась пробиться сквозь вереницу девчонок и мальчишек и понять, что творится в самом эпицентре, но все было тщетно — не только я порой поддавалась порывам любопытства. Прямо в центре зала стоял директор нашего детского дома. Высокий, худой, с неприятным орлиным лицом. — Итак, все в сборе! — прогремел его низкий голос. — То, что сегодня произошло, вышло за все допустимые рамки не только нашего детского Дома, но и всех остальных! — он обвел сощуренным взглядом толпу малолетних зевак, медленно вбирая в себя воздух. — Двое пытались сбежать… — выдержал драматичную паузу. — Пытались сбежать из места, приютившего вас, давшего вам крышу над головой, кров и пищу! Такой дерзости, чтобы кто-то проник ко мне в кабинет и украл ключи от моего автомобиля, я еще не встречал! — директор отпустил сухую, короткую усмешку, скорее даже ухмылку. — Не могу не признать, эта дерзость на миг вызвала во мне восхищение, но! Оно длилось |