Книга Найдите Лейлу, страница 5 – Мег Элисон

Я уставилась в пол.

— Все в порядке? — У него слишком добрый и мягкий голос.

Мой ответ готов, он всегда готов, можно даже не спрашивать и не задумываться.

— Да, все отлично.

Он пытается заглянуть мне в глаза, но я не могу на него смотреть.

— Знаешь, я ни разу не видел твою маму, — говорит Рэли. — Она никогда не ходит на родительские собрания. Подписала документы, чтобы тебя зачислили в класс с углубленным изучением предметов, и все. А так я даже ни одного электронного письма от нее не получал.

Она подписала это, как подписывала и все остальные наши документы еще с того времени, как Энди пошел в детский сад, — моей рукой. Мне что, еще и письма учителям за нее писать? Другие родители пишут? И о чем они спрашивают?

— Она просто все время работает, мистер Рэли. Ей не до этого.

Он наклоняет голову под таким углом, что его огромный нос кажется еще больше. Его черные глаза смотрят в мои, и снова это выражение обеспокоенности и закрадывающейся жалости. Если бы я, как кальмар, могла выстрелить чернилами из своей железы и уплыть, я бы так и сделала.

— Ладно. Только обязательно дай знать, если я могу чем-нибудь…

Где-то раздается виброзвонок, и он снова хмурится на свои коленки.

— Как скажете, мистер Рэли.

Наконец-то я могу сбежать.

Обед

Обед Кристи меня просто убивает. Убивает каждый день, так что я уже как минимум тысячу раз умирала от голода.

Обед ей собирает мама, и он больше похож на рекламу в журнале, чем на настоящую еду. Сегодня это бенто-ланч — коробочка с бурым рисом и креветками, розовыми, просто идеальными. В одном маленьком отделении салат из морской капусты, в другом — дольки апельсина. Еще у нее с собой пакетик чипсов из капусты кейл, правда, он не уместился в коробочку.

Кристи съедает чуть-чуть риса с креветками — и выкидывает все из коробки в мусорный бак. Она даже не притронется к салату из морской капусты, потому что он застревает в брекетах. Так что в помойку его. Сейчас она съест все кейловые чипсы, повторяя, что только они ей и нравятся.

— Из всего, что эта стерва мне кладет, чипсы — единственное, что можно есть. Хрум, хрум, хрум.

Сегодня школьный обед — это спагетти, посыпанные сыром, похожим на перхоть. Консервированные персики в качестве десерта и пакет молока. Каждый день я изо всех сил пытаюсь жевать медленно, изображая безразличие. Посмотрев, как Кристи жахнула ланч-бокс с чудесным обедом в урну, я понимаю, что сегодня, старайся не старайся, у меня не выйдет.

— Как думаешь, я нравлюсь Эмерсону? — Она поглядывает на Эмерсона Беркли, смахивающего на гота-красавчика. Он сидит в другом конце столовой. Как всегда, с книгой.

— Может быть. Помнишь, тогда, на геометрии, ему показался очень смешным твой комикс.

Я ем спагетти, а сама думаю о ее салате из морской капусты.

Кристи корчит гримаску:

— Это было чуть ли не год назад. Я уже и не рисую.

— Да, но ты должна рисовать.

Теперь я гляжу на Эмерсона, на его черную куртку, черную кожу, черные волосы и черную подводку для глаз. Он похож на рок-звезду, из тех, что легко приютит собаку без лапы.

— Что?

Я снова перевожу взгляд на Кристи. Ее распирает от злости. Почему — не понимаю.

— Комиксы. Тебе надо снова этим заняться. Они были очень классные, помнишь, Эмерсон сказал…

Ее лицо краснеет, даже багровеет под ярко-рыжими волосами. Боже, сейчас начнется.

— Ты же знаешь, что я больше не рисую комиксы с тех пор, как мой папа переехал! Я же тебе говорила, что никогда больше не буду рисовать, после того как к нам въехал Шон. Эти комиксы были о моей семье, а теперь моей семьи больше нет!

На покрасневшие зеленые глаза наворачиваются слезы. Но не проливаются.

Характер у Кристи как у льва. Panthera leo leo — берберийский лев, король рева, но лентяй. Он любит порычать, чтобы его заметили, но сам ничего предпринимать не собирается. Будет ждать, пока кто-нибудь другой поработает за него.

— Прости, Крис. Я не хотела… Только пыталась тебе доказать, что ты нравишься Эмерсону. Вот и все. Уверена, так и есть.

Теперь она перед выбором. Стать львицей и переключить разговор на мальчиков, которым она нравится (ее любимая тема), или продолжить бесконечную истерику по поводу развода родителей. Я смотрю на нее, пока она решает, что предпочесть.

Она достает маленькое розовое зеркальце и промакивает салфеткой под глазами.

— Думаю, я точно ему нравлюсь. Думаю, ты права. Хоть ты и сказала это так бессердечно.

Она подводит глаза коричневым карандашом, охорашивается и опять пялится на кошмарно одетого парня из девичьих грез. Эмерсон уходит, и ей снова скучно.

На моем подносе пусто. Мне безумно хочется провести пальцем по остаткам томатного соуса в самом большом прямоугольном отделении и облизать его, но я сдерживаюсь.

— Наверное, тебе не понять, каково это, — хнычет она.

— Что? — Я смотрю туда, где только что сидел Эмерсон. Если она думает, что я не знаю, каково втюриться в мальчика, в которого втюрены все, то паршивая она лучшая подруга.

— Моя жизнь. Ты не знаешь, каково пройти через развод. Как это ломает твою жизнь. Каково видеть своего отца только по выходным и жить с каким-то придурком, за которого вышла замуж твоя мать. Ты не понимаешь, как это тяжело. Вот почему тебе все равно, что я чувствую.

— Я же извинилась. — Я стараюсь ответить как можно дружелюбнее.

Она опять смотрится в зеркало:

— Никто не понимает. Даже моя лучшая подруга.

Она права. Не понимаю.

17 ч. 40 мин.

Иногда кажется, что Кристи зовет меня к себе, только чтобы было кому пожаловаться на жизнь.

Она подключает свой телефон к колонкам, врубает какую-то эмо-группу и предлагает сесть на кровать. У нее бледно-розовое постельное белье. Наверху балдахин с крошечными светящимися в темноте звездочками, которые прикрепила ее мама. И, если лежать в темноте на спине, создается ощущение, что мы в своей собственной, безопасной, нежно-розовой вселенной.

По дому разносится аромат блинчиков с корицей.

Кристи переодевается в длинную черную юбку и черную кожаную куртку, которая ей, мягко говоря, велика.

— Ладно, послушай вот это:

Затем меняет голос с поэтичного на нормальный.

— Дошло? Это потому что его зовут Эмерсон, как того чувака ^[2].