Онлайн книга «Ничего, кроме нас»
— Да ладно, я просто делаю свою работу. И на этом пляже, моем пляже, мы такого не потерпим. — Любитель педиков, — бросила Деб Шеффер. — Сам небось голубой, — поддержал ее Эймс. Так совпало, что чуть позже появилась полицейская машина — пляж был частью территории, которую патрулировали копы Олд-Гринвича. Зайдя по щиколотку в воду, я увидела, как одних из местных полицейских — рослый итальянец по фамилии Проккачино — выходит из патрульного автомобиля. Возвращаясь, я услышала, как коп говорит Шону: — Если бы мы каждого задерживали за обзывания… — Это были не обзывания, — возразил Шон, — а гнусные издевательства. — Та паскуда сама нас обозвала, — сказал Эймс. — Это ты лживая злобная паскуда, — бросила ей Карли. — Я тебе слова не сказала. — Она говорит правду. — Шон повернулся к копу. — Я был тут. И все слышал — она им ничего такого не говорила. — Она еще в школе нас оскорбляла, — нашлась Деб. — Девчачьи выдумки я за милю чую, — хмыкнул Шон. — А между нами всего-то пара футов. — По-моему, тут чисто школьные разборки, — усмехнулся Проккачино. — А это не наше дело. — Если не считать того, что эта банда хулиганов пыталась помешать двум милым девушкам пройти на мой пляж. — Шон был непреклонен. — Ну, положим, это не твой пляж, — заметил Проккачино. — Я дежурный охранник. Это мой пляж. И я их не пущу сюда. Проккачино, кажется, растерялся: — Шон правду говорит? — спросил он. — Они назвали меня жирной лесбой, — с вызовом заявила Карли. — Неправда, — возмутилась Деб Шеффер. Проккачино повернулся к Шону: — Ну, это их слово против ее. Пропусти-ка ты их всех на пляж. Вперед выступил Эймс: — Учтите, если нас отсюда прогонят, мой папа обо всем узнает. И вы снова вернетесь в свой ниггерский район в Стэмфорде. Это понятно? Проккачино его понял. Отец Эймса Суита, Гордон, был авторитетным юристом на Уолл-стрит и к тому же членом городского совета. Он, по словам Арнольда, имел обыкновение без зазрения совести использовать свое служебное положение, тем более что еще и водил давнюю дружбу с губернатором-республиканцем Коннектикута. Да и мэр Олд-Гринвича был у Гордона прикормлен. А это означало, что, если его малыш Эймс пожалуется на злого дядю полицейского, последуют кары. Шон тоже понимал, какими могут быть последствия, ведь так же, как и Проккачино, он рос неподалеку, в бедном квартале по ту сторону трассы № 1, типичном бензиновом переулке [17] с тесными двухэтажными домишками, выходящим прямо на шумную магистраль. Обитал там рабочий люд, обслуживающий весь Олд-Гринвич и тихо ненавидевший тех, кто вроде нас поселился восточнее, за Байрем-парком, большим зеленым массивом, в который ходила курить дурь половина олд-гринвичской старшей школы и где приторговывали травой и ЛСД дилеры из стэмфордского гетто. Все в школе знали, что Эймс Суит в доле с парнями из Стэмфорда и работает на них, сбывая наркоту своим же одноклассникам. Не сомневаюсь, что и полицейский Проккачино знал об этом не хуже нас. Знал, но был связан по рукам и ногам Гордоном и Салли Суитами, проживавшими на набережной на Мак-Кинли-драйв, одном из тех шикарных прибрежных районов, что красноречиво говорили о богатстве и статусе его обитателей. Хотя «белый» Олд-Гринвич был глубоко консервативным местом, тем не менее дети здесь были подвержены всем тем же порокам, что и в больших городах, и даже, пожалуй, в большей степени, чем на Манхэттене, хотя бы потому, что ребятам моего возраста там всегда находилось чем заняться. В Нью-Йорке юный отморозок вроде Суита в конце концов мог и перестать искать неприятностей с законом — после того, как копы припугнули бы его до смерти, угрожая бросить на ночь в обезьянник (до появления подмоги в виде папочки с адвокатами). Здесь же, в пригороде, сопляк Эймс Суит — и та позорная сила, что стояла за ним, — мог позволить себе угрожать полицейскому, американцу итальянского происхождения из рабочей среды. Проккачино побелел. Он разозлился, но и испугался. Я ясно видела, что он колеблется, пытаясь решить, как реагировать на столь неожиданно оказанное на него давление. — Я могу показать вам пункт в «Руководстве для спасателей по штату Коннектикут», — сказал Шон, — который гласит: «Дежурный спасатель имеет законное право отказать любому лицу в посещении пляжа, который он контролирует, если указанные лица, по его мнению, представляют угрозу безопасности или порядку на вверенном ему пляже». У меня там на стенде есть инструкция. Это закон, и я обеспечиваю его соблюдение. Судя по виду Проккачино, он предпочел бы сейчас оказаться где угодно, лишь бы не здесь. Он повернулся к Эймсу: — Извини, Эймс… — Меня зовут мистер Суит… — Прошу прощения, мистер Суит. Но закон есть закон, и здесь Шон принимает решения. Если он считает, что вы с друзьями должны покинуть пляж, я здесь бессилен. — Ровно через неделю, — фыркнул Эймс, — вас здесь уже не будет, офицер. Да и дежурить будет другой спасатель. Деб Шеффер сверлила взглядом меня и Карли. Она уже раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но тут Эймс положил руку ей на запястье, помешав отпустить оскорбительное замечание, — сообразил, что полицейский может услышать и использовать против нее и всей их шайки. Потом подал знак своим, что надо заканчивать и уходить. Но когда ребята уже отошли на большое расстояние, Эймс обернулся резко, как пружина. С угрожающей, издевательской улыбкой он ткнул указательным пальцем прямо в Карли, будто прицеливаясь. Отворачиваясь, он еще успел показать нам похабный жест, прежде чем схватил за задницу Деб Шеффер. Когда они укатили на горчично-желтом «мустанге», подаренном Эймсу отцом в прошлом году, когда парня выбрали капитаном команды по лакроссу, Проккачино посмотрел на Шона: — Ты хоть понимаешь, что сейчас натворил, сынок? — с печалью в голосе спросил он. — Он хулиган и обидчик, — резко ответил Шон. — А я не переношу таких мерзавцев. — У тебя дома нет пары ребятишек, которых нужно кормить, — бросил Проккачино. — Что касается вас, юные леди, то ваши родители об этом еще услышат. Проккачино оказался абсолютно прав. В семь вечера у нас затрезвонил телефон. Я попыталась схватить трубку первой, думая, что это очередной анонимный звонок. Но мама меня опередила, и ей прямо в ухо раздался пронзительный крик Салли Суит, которая обвиняла меня в попытке втянуть ее обожаемого Эймса в проблемы с полицией, действуя сообща с этой «ужасной девчонкой Карли Коэн — явно ненормальной». К счастью, вернувшись домой, я успела обо всем рассказать маме. Когда позвонила Салли Суит, мама жестом предложила мне подняться наверх, чтобы снять трубку красного, как помидор, телефона в ее спальне и подслушивать. При всех своих закидонах мама, когда требовалось, умела дать отпор, особенно если чувствовала, что к ее детям относятся несправедливо. Вот и в тот вечер она на полную мощность включила режим «пленных не брать». |