Онлайн книга «Ничего, кроме нас»
— Что ж ты так тихо? Скажи еще погромче, — язвительно заметила мама. — Я просто выразил вслух то, о чем вы все думаете. — Давайте сосчитаем до десяти и скажем себе, что через пару часов мы будем далеко отсюда, — предложил Питер. — Но мой малыш… он останется, — возразила мама со слезами в голосе. — Это его решение, его выбор, — отрезал папа. — Может, попытаемся его умыкнуть, пока они не узаконили брачные узы, — предложила я. — Эта деревенщина нас не выпустит живыми, — сказал папа. Мама, постаравшись подавить столь типичный для нее взрыв смеха, пихнула папу локтем. — Ты можешь увезти мальчика из Бруклина… — прошептала она. — И это говорит принцесса Флэтбуша [128]. Снова мамин смех, на сей раз прозвучавший довольно громко. Настолько, что крючконосая, с лицом хищной птицы мать Дженет, сидевшая от нас через проход, пристально посмотрела в нашу сторону. — Меня только что сглазила злая ведьма Запада, — прошипела мама, и теперь, не удержавшись, хохотнул папа, чем привлек свирепый взгляд какой-то дамы в бархатном платье немыслимого свекольного цвета. — Ну, а теперь, жители Нью-Йорка, придержите на время свой сарказм, — призвал Питер, когда по проходу к первому ряду прошел наш брат. То, что он нервничает, было очевидно. Как и то, что он старается не смотреть нам в глаза. — Боже мой, — прошептала мама отцу, — он уже раскаивается и ничего не хочет. — Могу остановить все это хоть сейчас, — прошептал в ответ папа. — Это его дело и его жизнь, — возразила я. — Мы не должны принимать за него решения, — поддержал меня Питер. — Вечно ты… профессор этики хренов, — огрызнулся папа, но так беззлобно и забавно, что мы снова приглушенно захихикали. Тут органист, фальшивя, грянул свадебный марш, и все встали, а краснолицый отец Дженет повел по проходу дочь — в белом атласном платье, выразительно обрисовывающем «почти незаметную» пятимесячную беременность. К ним подошел священник, и мы все сели, Адам взял Дженет за руку. В этот момент мама начала рыдать. К моему удивлению, папа взял ее за руку и притянул к себе. А она положила голову ему на плечо и не снимала, пока не закончилась служба. Вид у мамы был печальный, у папы — и того печальнее. Обратив внимание на этот невиданный доселе — по крайней мере, на протяжении десятилетий — момент близости между нашими родителями, Питер посмотрел в мою сторону, выразительно подняв брови. А наши родители не обращали на происходящее у алтаря никакого внимания. Вместо этого они оба уставились в пол, не смея поднять друг на друга глаза, смущенные и растерянные одновременно. Четыре месяца спустя их развод был оформлен окончательно. Об этом мне сообщила мама, позвонив на работу, хотя я много раз просила ее не делать этого, и ее голос поначалу звучал так сдавленно, что я испугалась, не умер ли кто. — Что случилось? — Я больше не миссис Бернс. — Но ты же сама этого хотела. — Не указывай мне, чего я хочу, а чего не хочу. — Если ты не этого хотела, зачем же развелась? — Потому что твой отец не возражал. — Но это же была твоя инициатива, разве нет? — Он мог бы все остановить, хотя эта его баба ни за что бы такого не допустила. Она такая властная, вертит им, как хочет. — Мне казалось, что Ширли довольно симпатичная. — Ну, спасибо тебе за поддержку. — Мама, что все это значит? Ты же сама… — Уже нет, он меня бросил. — Когда это случилось? — Вечером перед ужасной свадьбой твоего брата. Ты только вспомни этот кошмар — доводилось тебе когда-нибудь есть более дрянную еду в более занюханной забегаловке? Ах, банкетный зал «Говард Джонсон» [129]! Кто, черт возьми, устраивает свадьбу в дерьмовом пластмассовом мотеле? — Очевидно, жители северной части штата. Мам, слушай, я сейчас на работе. Может, поговорим вечером, когда я доеду до дома? — В ночь свадьбы я переспала с твоим отцом. Это прозвучало трагично, как крик души, только мама могла произнести это так выразительно, в своей излюбленной манере под Джоан Кроуфорд. — Я не удивлена, — сказала я. — В каком это смысле? — Мама искренне удивилась. — А мы с Питером видели, как вы с папой топтались в обнимку у стойки регистрации. — И вы с твоим всезнайкой-братцем нас обсуждали? — Знаешь, мам, детям свойственно обсуждать родителей. — Спасибо за информацию, доктор Спок. — Я думала, его больше занимали родители, разговаривающие с детьми. Но так или иначе, вы с папой это сделали. И как все прошло? — А ну-ка прекратите немедленно, юная леди! — А почему твой бойфренд тебя бросил? — Заявил, что я слишком требовательна. — Ясно. — Еще он сказал, что я все еще тоскую по твоему отцу. — Это правда? Пауза на другом конце линии. — И да и нет. — А ты обсуждала это с папой? — Этот засранец… Я подавила смешок: — Я вижу, ты действительно хочешь снова быть с ним вместе. А теперь, прости, мне правда пора приниматься за чтение рукописи. — Как мне быть, детка? — У меня к тебе только один простой вопрос: зачем было так упорно добиваться того, чего ты, получается, не хотела? — Так уж устроена жизнь. Я только что закончила редактирование третьего варианта рукописи Джесси-Сью. Приступая к нему, я сообщила Джеку, что очень ей довольна. От нее требовалось последнее усилие — нужно было довести до ума несколько фрагментов о вере и суровом сельском пейзаже, в котором она росла, все еще рыхлых и отвлекающих от главного. Зато совместными усилиями нам удалось сократить двести страниц, сделав менее расплывчатым сюжет и подчеркнув пленяющую читателя звонкую южную напевность. — Можем мы запланировать книгу на осень? — спросил Джек, когда я ему все это рассказала. — Я бы хотела, чтобы автор еще немного ее доработала — одно последнее усилие, и у нас, я чувствую, может получиться по-настоящему серьезная и в то же время популярная книга. Мы существенно расширили часть о сексуальной и эмоциональной жестокости ее отца, о том, как трудно было вырваться из его лап, о страхе, который он в ней порождал. |