Книга Шагги Бейн, страница 117 – Дуглас Стюарт

– Тебе, вероятно, легко торчать здесь весь день, а я должен выходить на улицу и быть среди этих людей. – Он испустил протяжный вздох, как проколотая велосипедная камера. Его плечи разом обмякли. – Большинство из них почти не говорят по-английски. Я даже понять не могу, чему учат учителя.

– Это мне-то легко? – Ее реакция запаздывала – она только теперь осознала сказанное им в начале тирады. – Тебя в твоей ебаной школе кормят горячим ланчем, разве нет? Три горячих блюда. Наверняка. Это куда как больше, чем имею я, сидя здесь в одиночестве.

Шагги просунул язык между зубами и больно прикусил. Заговорил он, только когда ему удалось смирить дыхание.

– Слушай. Дай мне немного денег из пособия. Я выйду и куплю нам что-нибудь поесть.

– Тебе бы этого хотелось, правда? Так вот, никаких денег нету.

– Как это? – Жизнь вернулась в его плечи. – Постой, понедельничная книга, вторничная книга. Куда девались деньги за всю неделю?

– Пфф, – сказала она, взмахнув рукой – этот жест напомнил движение птичьего крыла, единственный цвет у которого был только на кончиках перьев. – Ушли. Исчезли. Как и все те сучьи ублюдки, которых я когда-то знала.

Шагги наклонился над ней, заглянул в укромный уголок кресла, служивший ей тайником. Ничего, кроме шести банок дешевого лагера, он там не увидел. Слишком мало, чтобы растратить все пособие.

– И куда они ушли?

– На бинго. Это был какой-то снежный ком, – сказала она. – Это, и еще я купила маленький бургер. Извини.

– Агнес, – сказал он. – Мы будем голодать.

Агнес откашлялась. Потом пожала плечами.

– Да. Вероятно.

Шагги сел на середину канапе, посмотрел на раскаленные стержни камина. Агнес взяла еще банку, накрашенным ногтем подцепила ушко – раздалось восхитительное шипение. Бойцовский дух начал покидать ее.

– Слушай, тебе бы лучше съедать все ланчи. Думаю, хотя бы раз в день поешь горячего.

Он заговорил тихим голосом:

– У меня отобрали талоны, я не получал бесплатных ланчей. – Он посмотрел ей в лицо, она запрокинула голову в оскорбленном смятении. – Ребята из старших классов. Им не нравится, как я говорю. Они сказали, я слишком большой выпендрежник. Забрали талоны. Они съели мои ланчи.

Что-то прояснилось в ее глазах. Камин гудел свою песню, крученые стержни излучали оранжевое тепло, но она теперь чувствовала только холод.

– Будем голодать, – тихо сказала она.

– Я знаю.

Они долго сидели в излучаемом тепле электрокамина, наконец Шагги снова встал. Камин нагонял на него сонливость, а от запаха лагера его тошнило. Ему нужно было выйти на воздух. Он подумал, что можно было бы пойти к главной дороге и попробовать то, чему его учил Кейр – украсть на ужин немного чипсов в газетном киоске. Четыре или пять пакетов, думал он, и тогда никто из них уже не будет голоден.

Агнес смотрела на него, когда он вставал и безмолвно зашаркал к двери, на ходу приминая ковер. Он вытянулся и теперь почти догнал брата. До пятнадцати ему оставалось всего ничего, и болезнь роста сделала его раздражительным. Ей он казался бледной сахарной тянучкой, до того длинной, что она в любую минуту была готова переломиться пополам. Она видела, что у ее сыновей, Александра и Хью, одинаковая старческая сутулость, одинаковые плечи, словно обремененные тяжким грузом. Глядя на него, она испытывала тоску по старшему своему мальчику, и теперь попыталась скрыть это чувство.

– Значит, и ты от меня уходишь?

– Что?

– Взял все, что мог, теперь можно и уходить.

– Что? – Он не мог понять, о чем она говорит.

– Ты раньше никогда не был голоден. Ни разу за все эти годы.

– Я знаю, – солгал он. Продолжать и дальше пикироваться с ней не имело никакого смысла.

Агнес не без труда поднялась с кресла. Она оттолкнула сына, который без толку метался то туда, то сюда.

– Да, черт побери, дай я тебе помогу.

Она протиснулась через дверь в коридор, задев плечом дверной косяк, – раздался треск.

Он слышал, как ее ногти щелкают по кнопкам телефона. Он услышал, как она ворчит себе под нос, а потом: «Добрый день! Да. Такси, пожалуйста. Бейн. Да, верно. Близ Парейд».

Она с победоносным видом вернулась в комнату.

– Я никогда не думала, что ты уйдешь от меня.

– Перестань, – взмолился он и протянул к ней руки. Ничто в нем не хотело причинить ей боль. – Я никуда не ухожу.

Она опустилась в свое пьяное кресло.

– Уходишь-уходишь. Они все уходят. Все до единого.

– Да куда мне идти-то? Некуда мне идти.

Агнес стала уходить в себя. Начала говорить сама с собой.

– Я воспитала кучу неблагодарных свиней. Я видела, как ты смотришь на эту дверь, следишь за этими часами. Ну и катись к черту.

С улицы раздался троекратный гудок такси. Дребезжание дизельного движка эхом разносилось по каньону многоэтажек.

– Валяй! – злобно проговорила она. – Уходи! К братцу своему ебаному уходи. Проверь-ка, будет ли он тебя кормить. Проверь-ка, наплевать мне или нет.

– Нет, я не хочу уходить. Я должен оставаться здесь с тобой. Ты и я, мы вдвоем. Так мы друг другу обещали. – Его губа начала дрожать. Он подошел к ней и попытался обнять, попытался сплести пальцы на ее затылке.

Таксист нетерпеливо прогудел еще раз. Она взяла его за руки и впилась ногтями в мягкую плоть на запястьях.

– Вы и ваши ебаные обещания. Я не встречала еще человека, который хоть одно бы сдержал. Вы будете все сидеть и набивать брюхо, пока больше уж не влезет, а потом можете смеяться, Агнес Бейн. Ха. ХА вам в жопу!

– Нет! – он попытался схватить ее за волосы, за джемпер, за шею. За что угодно.

– Слушай! – проговорила она, освобождаясь из его рук. На мгновение туман в ее взгляде рассеялся, и она словно вернулась в комнату. – Сначала ты просишь меня вызвать тебе такси, а потом стоишь здесь и выставляешь меня лгуньей. Забирай свои шмотки. Ты здесь больше не нужен!

Зазвонил телефон. Она оттолкнула сына, и с воротника ее джемпера просыпался целый бисерный дождь. Телефон продолжал звонить. Колокольчики названивали у него в голове. Шагги в полубессознательном состоянии снял трубку, грубый мужской голос проговорил:

– Такси для Бейн, приятель?

– Угу. – Он отер лицо рукавом.

– Водитель ждет вас внизу. Ему что – весь день там торчать?

Шагги положил трубку на рычаг и замер в коридоре в ожидании, когда она скажет хоть что-нибудь, что угодно. Агнес в этот момент могла произнести любые слова, и он бы принял их, простил бы ее. Он бы сел рядом с ней, обнял ее ноги. Он был согласен голодать, если бы они голодали вместе.